Легенды древней Эдины. Нита

Начнут вдруг от смеха блестеть

И сыпать улыбками солнца.

Ей нравились сосны и бор,

Лазурные в тучках оконца,

Дождливый ночной разговор.

У всех цвет волос серебристый

И даже чуть-чуть с зеленцой.

У девочки – серый, искристый.

В веснушках у носа лицо.

Любила она слушать сказки

Про лешего, Бабу-ягу,

Пока не закроются глазки,

И солнце истает в логу.

Однажды, став чуточку старше,

Она, вместо сказки под ночь,

Спросила: "Пусть мамочка скажет,

А чья же я все-таки дочь?

На вас я совсем не похожа,

И леший не взглянет вовек.

Вот смуглая гладкая кожа…

Скажи, мой отец – человек?"

И мама вздохнула тихонько:

"Ты – Сени-лесничего дочь,

Красавец, за руку легонько

От дома увел меня в ночь.

Любились мы с ним до рассвета.

Слова дорогие шептал,

Что краше меня в мире нету,

И волосы в косы сплетал.

Ты знаешь, хотелось бы вечно

Вот так и глядеть на него.

Любимой быть рядом, беспечной,

Вокруг, кроме нас, никого…

Он утром уснул на рассвете.

А я потихоньку ушла.

Далёки от нас люди эти.

Потом я тебя родила.

А леший… ну просто сердился.

Он знал, что сердечко болит.

А внешность твоя, моя дочка,

Все время о нем говорит". -

"Что ж, мама, ты с ним не осталась,

Мы жили бы вместе с людьми!"

"Поверь, я бы с ним не рассталась.

Но только ведь мы – не они!

В людских деревнях много злобы,

И зависть – предтеча беды:

Достаточно искорки, чтобы

Пошло полыхать без воды.

Наш, деточка, нрав для них чуден:

Покорны нам травы и снег.

За это не любят нас люди –

Устроен вот так человек.

Не дали нам жить бы спокойно,

В болотце плескаться родном.

Наш говор неспешный, достойный,

Назвали бы злым колдовством.

Мы реки лелеем, и травы

Растим под сиянием рос.

Стрекозы, леса и дубравы –

Душой в это каждый пророс.

Природу готовим мы к чуду

Дождя или светлого дня.

А люди придут ниоткуда –

В лесу все дрожит от огня.

Сгорают от боли деревья:

Недолгим был прожитый век.

На трупах встают поселенья.