Богоявленское. Том 2. Смута

Оставив их одних в Петербурге, я был бы менее спокоен.

? Нечего и спрашивать! Ты принял верное решение, ? ответил Петр Иванович.

? А понимание неизбежности участия России в войне настигло меня стремительнее, чем я ожидал. Мы едва успели приготовиться к отъезду, а из Петербурга в штаб военного округа уже пришла депеша с распоряжением начальника мобилизационного отдела ГУГШ, оттуда полетела команда в штаб дивизии, а вскоре я получил пакет с таким содержанием: «Секретно. Полку объявляется мобилизация». Известие об ультиматуме Германии я получил телеграфом уже в Воронеже.

И вот сегодня нам объявлена война.

? Как же ты сумел вырваться?

? Проездом, Петя, всего на несколько часов.

? Андрея с Алексеем Валерьевичем тоже ты предупредил?

? Да, еще двадцать шестого июля.

? Знаешь Миша, о чём я жалею? О том, что не могу принять участия в этой войне.

? А знаешь Петя, о чем жалею я? О том, что не имею возможности в войне этой участия не принимать.

И впервые за многие годы, Петр Иванович увидел в глазах друга слёзы.

Глава 2.

Утром следующего дня, ещё до восхода, в доме Сенявиных все были на ногах. Провожали Михаэля. Он быстро и скупо, стараясь не выказать лишних эмоций, попрощался и поспешил к поезду. Уже скоро он помчится в сторону фронта, в расположение полка. Прежде чем сесть в карету он на мгновение замер и оглянулся.

«А ведь я могу больше никогда не вернуться сюда, никогда не увидеть этих милых людей, и эту полоску розового рассвета над парком», ? подумал он.

Эта секундная слабость разозлила его. Он не хотел чтобы такие мысли появлялись в голове. Они могут убить солдата раньше пули. Михаэль тряхнул головой, и запрыгнул в экипаж. Кучер, заметив настроение барина, щёлкнул кнутом и помчал во весь опор.

Алексей Валерьевич и Андрей, вышедшие проводить Михаэля, молча переглянулись и пошли в дом.

Все женщины стойко восприняли известие о начавшейся войне и старались ничем не выдавать своей тревоги. Особенно спокойной казалась старшая княжна Вера.

Она сидела в гостиной за фортепьяно и её пальцы чуть медленнее, чем обычно касались клавиш. Из-за этого «Лунная соната» получалась грустнее и глубже, словно между тактами скрывалась невысказанная тревога. В третьей части сонаты, когда адажио шептало о том, что всё сказано и душа опустошена, из кабинета её отца вышел Андрей и Алексей Валерьевич.

? Как ты спала, Вера? – спросил Андрей, не обращая внимания на музыку. – Здорова ли? Ты очень бледна.