Обожженный Солнцем

То таможня не пропускала часть картин, то с отелем вышла накладка, то авиабилеты сами аннулировались. Линда крутилась вокруг своей оси и носилась по галерее, забыв причесаться и умудрившись сбросить килограмма три за эти дни. На нее стало страшно смотреть. Эш всячески её поддерживал, но из-за незнания и непонимания всей специфики работы, получилось это крайне неуклюже. Тогда он стал приходить на работу ещё раньше, а уходить ещё позже. Линда же перестала уходить вообще. В подсобке она нашла раскладушку и ночевала прямо в их кабинете, успокаивая себя тем, что осталось недолго.

Или расстраивая себя этим. Она до конца, и сама не понимала.

Эш, хоть и уходил домой, но вообще не видел снов, падая на кровать в измождении и через секунду открывая глаза по будильнику. Бесконечная усталость накатывала также быстро, как и пропадала, займись он каким-то делом. Но пустоту в душе заполнить было сложно. В один из вечеров он, выйдя на улицу подышать, отчаянно захотел вернуться домой. Чтобы вспомнить себя.

Себя прежнего. Или понять, что он никуда не исчезал, а просто спрятался в своей «новой безупречной» жизни. Достав из заднего кармана телефон, он позвонил ей. Отчаянно мечтая, что она ответит и насколько же отчаянно, что сбросит, Эш принялся считать гудки. Но насчитал только один:

– Привет, – о, Боже, этот голос. Тепло разлилось по его груди только от того, что он слышал этот голос и знал, что она где-то там есть, и у неё все хорошо.

– Привет, малышка, как ты? – Севшим до неузнаваемости голосом спросил он.

Ему вдруг стало душно на заснеженном крыльце галереи. Он торопливо сбежал по ступеням и обошел здание, вслушиваясь в телефонную тишину.

– Хорошо, – медля, отвечала Лаура. Прошло 6 дней с их последнего разговора. Еще никогда они не молчали так долго. Еще никогда она не была так рада его слышать. Все это время душа ее тянулась, томилась, обжигалась, но звонить первой… Она просто боялась, что услышала в то утро от него последнее «прощай», после которого возврата уже нет.

 – Меня пока не выписали, но врачи обещают, что это случится скоро. Как ты?

– Я в Ливерпуле. Как когда-то мечтал… – «только один» закончил он фразу про себя. Позади галереи перед входом в парк стояла одинокая скамейка, фонарь над которой погас. Эш посчитал это знаком. Он смахнул рукой снег и присел. Лаура не уловила нотку грусти в его голосе, и к ней вернулась ее обычная порывистость. Она стала терзать его подробностями.