Белый, синий, красный

Борьба с огнем прошла удачно, рядом оказался пожарный, который продолжал тушить здание. Он даже не понял кто я и не стал останавливать. На третьем этаже был черный дым, который затруднял видимость. Напряг голосовые связки, я стал кричать:

– Леонид Федорович!

Но мне никто не отвечал, тогда я решил осмотреть каждую комнату. Я методично исследовал комнаты и в шестой комнате от входа обнаружил старика. Он находился в коматозном состояние, видно было, что он задыхался. Когда я приблизился к нему и хотел взять его на руки, то старик схватил меня и еле живым голосом сказал:

– Без коляски и с место не сдвинусь.

Она моя жизнь.

Делать было нечего, аккуратно обошел сзади и начал движение. Крыша начала разрушаться, сзади нас упал большой обломок старого шифера, я ускорил наше движение и вот мы на лестнице. Огонь потушен, но дым ещё оставался по всей территории общежития. В этом и состояла сложность, с коляской спуск вниз займет много времени, старик мог задохнуться. Я схватил его на руки и побежал к выходу.

Положил на лавочку Леонида Федоровича и вернулся за коляской.

С коляской я шёл к спасенному старику, вокруг него собрались врачи, приводили его в чувства, осматривали, мерили давления. Я случайно заметил, что руками он что-то сильно прижимал к себе. Врач попросил его руку, поэтому я увидел сокровище старика – это медали, он ветеран Великой Отечественной Войны.

Меня охватила какая-то дрожь по телу и одновременно ужас. Как жизнь человека, сражавшего за наше мирное будущее, не для кого не имела значения.

Даже если он сейчас выпивает, мы не должны игнорировать его заслуги. Надо бороться за каждого человека, не проходить мимо!

– Я просто в шоке! – одёрнул меня Дима – Герой!

– Перестань! – со злостью ответил ему.

– Ты по ночам со злом не борешься? А знаешь костюм человека паука тебе бы пошел! – со смехом на лице продолжал меня троллить.

Убедившись, что Леониду Федоровичу нечего не угрожает, да и после всего сидеть в кафе мне перехотелось, мы отправились к машине. Димка продолжал острить в мой адрес, но я его не слушал, во мне кипели эмоции, переходящие в бурю.

Меня догонял страх, который сидит в каждом человеке, не позволяющий сделать что-то большее для себя, для других. Я не сожалел о спасение старика, я был обескуражен от самого себя, точнее от действий.

После того как Дима уехал домой, я сел в машину. Мое сердце колотилось, а руки дрожали. Облокотился на руль и попытался успокоиться. Через двадцать минут я пришел в норму.