Нелюбимая фаворитка (Екатерина Долгорукая – император Петр II)

Нелюбимая фаворитка (Екатерина Долгорукая – император Петр II)

Елена Арсеньева

Любовь у подножия трона

«Государь император Петр II Алексеевич сидел, весь обвиснув на стуле. Губы мягкие, слюнявые, глаза мутные. Ослабели черты, поникли плечи – кажется, он еле-еле удерживается, чтобы не уткнуться лицом в столешницу и не захрапеть. Да, выпито нынче было немало, да и охота притомила…»

Елена Арсеньева

Нелюбимая фаворитка

Государь император Петр II Алексеевич сидел, весь обвиснув на стуле. Губы мягкие, слюнявые, глаза мутные.

Ослабели черты, поникли плечи – кажется, он еле-еле удерживается, чтобы не уткнуться лицом в столешницу и не захрапеть. Да, выпито нынче было немало, да и охота притомила…

Многие из гостей, собравшихся нынче в Горенках, в имении князя Алексея Григорьевича Долгорукого, тоже раздирали зевотою рты, однако немыслимо было уйти спать прежде государя. Приходилось терпеть, пока он не изъявит такого желания. А он клевал носом, жмурил воспаленные глаза, но не уходил, наблюдая, как Долгорукие затевают игру в фанты.

Николай, младший из детей князя Алексея Григорьевича, подстрекаемый неусыпным взором отца, обошел собравшихся и у каждого взял фант: платочек вышитый, или перстенек, или табакерку, или еще какую-то безделушку. Юный император тупо хихикал, когда князь Алексей Григорьевич, сидевший спиной ко всем с завязанными глазами и дававший фантам задание, выдумывал что-нибудь особенно смешное.

Сыну Ивану, любимчику императорскому, велено было три раза проползти под столом – в первый раз собакой лаять, во второй – кошкой мяукать, а в третий раз петухом кричать.

Поскольку Иван был высок ростом и широк в плечах, он всякий раз застревал под столом и громко ругался в промежутках между лаем, мяуканьем или кукареканьем. Это было смешно, гости животики надорвали, с них даже сон помаленьку сошел.

Младшая княжна Долгорукая, Елена Алексеевна, тоже изрядно насмешила собравшихся, когда по воле отца принуждена была спеть. У нее не было ни слуха, ни голоса, из ее горла вырывались нестройные звуки, толстые щеки нелепо раздувались, и княжна более всего напоминала упоенно квакающую лягушку.

Камердинеру государеву, Степану Васильевичу Лопухину, велено было объясниться в любви следующему фанту. Этим фантом оказался сам Алексей Григорьевич, которого, как и все его семейство Долгоруких, Лопухин на дух не переносил, поэтому объяснение вышло кислым, покислее, чем поданная нынче к ужину капуста.