Ба

– В девятнадцатом веке женщинам вообще разрешалось читать? – усмехнулась Саша.

– Ну, Библия не считалась за «читать» возможно. Бабушка рассказывала, что кто-то из нашей семьи служил в храме. И Алёну при храме учили, может быть.

– Надо её дух призвать, – подмигнула мне подруга. – Помнишь, как в началке Пиковую даму вызывали?

– Помню, как ты выпрыгнула из окна второго этажа, когда дверь от сквозняка хлопнула, – стукнула я Сашу по плечу.

Саша стукнула меня в ответ и громко захихикала, так что англичанке пришлось влепить нам в дневники по замечанию.

***

Прошла осень, наступила зима, а я давно забыла про книгу из проданного деревенского дома.

Но однажды, торопясь в выходной день на подготовительные курсы, я случайно наткнулась на молитвенник в ящике стола. Вокруг книги ворохом валялись крошки истлевшей жёлтой бумаги, но я лишь запихнула всё глубже в стол, поняв, что времени на уборку нет.

Сидя в холодном метро между бабушкой, вяжущей рыжий шарф, и мужчиной, разбивающим кристаллы на смартфоне, я подумала: «Алёна, а что бы ты сказала, если бы была здесь?»

Я оглядела вагон, полный уставших, но сытых и здоровых людей.

Была ли Алёна сыта посреди зимы в деревне за триста вёрст от Москвы? Была ли она тепло одета? Торопилась ли она куда-нибудь двести лет назад, как сейчас торопится её прапраправнучка Илона? Сколько бы ей потребовалось времени, чтобы смириться с необходимостью ехать в подземном поезде на курсы по ненавистной математике?

«Смотри, вот он, двадцать первый век, – говорила про себя я, глядя перед собой на парня в ярко-красных наушниках.

 – У нас неплохо, тебе бы понравилось. Интересно, ты знаешь, что такое музыка?»

«Разумеется, знаю, – ответила я сама себе, играя роль Алёны. – Дорогая, невозможно перетерпеть летнюю страду без песен».

Мои курсы находились на Пушкинском бульваре, и, выбегая из метро, я оглядывалась и думала:

«А вот и Москва. Ты её никогда и не видела, наверное?»

«Из деревни далеко-то не поглядишь, – ответила я за Алёну.

 – Да и кто отпустит? Вот, с отцом была давеча в Твери на базаре, так он говорит, что делать девке в городе нечего».

«Это Пушкин, – думала я, пробегая мимо памятника. – Знаешь такого?»

«Откуда знать-то? Но памятник большой, а я в Твери маленький видала».

«А в Твери кому памятник?» – удивилась я и поняла, что хоть в Твери никогда не была, но вполне представляю её старые улицы и покосившиеся особнячки.

«Да кто его знает! Дворянину какому-нибудь».