Сурикат Сурик и бобр Тумба

После некоторых сцен Келеули дрожащим голосом говорил: «Ой, мамочки, что сейчас будет», – и быстро прятался в своей норке, а через некоторое время, движимый любопытством, снова вылазил. А иногда и веселым, и задорным голосом произносил: «Ага, попался голубчик. Задайте-ка ему жару!»

Вот так дедушкины рассказы и происходящее на экране телевизора воспитывали сурикатика, пока наконец-то не воспитали.

Надо сказать, что дедушкины рассказы были лучшими воспитателями, чем телевизор. Дедушка прививал Келеули их самобытную культуру.

Хотя сурикатику не все нравилось из области культуры, но в целом он с благодарностью впитывал каждое слово. Дедушка очень хотел, что его внучок понял, как важно научиться уважать других, особенно старших, быть мужественным перед лицом опасностей и защищать тех, кто в этом нуждается, а также признавать свои ошибки, ведь только так можно становиться лучше и лучше.

А вот телевизор частенько обучал обратному: ни в коем случае не признавать свои ошибки, ведь это навредит твоей репутации, нужно всегда преподносить себя в лучшем свете, а для этого можно и соврать, так как цель оправдывает средства, нужно всегда быть лидером, потому что только им достается все самое лучшее, и если ты им не стал, то будешь довольствоваться объедками.

Характер поэтому получился у Келеули очень непростой. А какой – сами скоро увидите, если продолжите чтение. Итак, давайте вернемся к событиям.

«Как странно, – подумал все тот же хозяин голоса.

 – Сурикаты ведь никогда не грустят. Почему мне так тоскливо последнее время? – не открывая глаза, думал хозяин голоса. – Наверное, я какой-то не такой. Да нет. Что во мне не такого? Такая же, как и у всех мягкая шерстка, хвост, черные ушки и черные круги вокруг глаз. Все как у всех сурикатов».

– Нет, что-то не так, – подумал вслух сурикат и вздохнул.

– Келеули, ты что там бормочешь? – спросил из темноты клетки дядюшка Нгали.

– Ничего, дядюшка Нгали, ничего, – успокоил родственника Келеули и, не меняя позы, закрыл глаза.

Дядюшка что-то поворчал, поворочался и через некоторое время уже безмятежно похрапывал.

«Хм-хм-хм, – издал смешной звук сурикат, – неужели я теперь только и буду грустить». После этой мысли ему стало еще тоскливее на сердце. «Не-е-е-т. Это не дело. Надо что-то придумать, – он не хотел сдаваться. – А что?» Сурикат открыл глаза.