Даргорея

Я раскрывала ее, бережно перелистывала потемневшие от времени страницы, вчитывалась. Но детский ум с трудом воспринимал переплетение историй в древних Писаниях. Одиночество в прохладном полумраке комнаты немного пугало. Прислушивалась. Казалось, кто-то ходил в соседней спальне, вздыхал и скрипел половицами. Я откладывала книгу. Тихонько, на цыпочках кралась к входной двери и молилась, чтобы не скрипнула предательски дощечка у самого порога, и бабушка не пресекла мой побег.

Мне нравилось убегать в сад. Падать в траву между деревьями.

Вдыхать ароматный запах спелых абрикосов, сладковатый, дразнящий аппетит. Взять сочный плод. Протереть в руках бархатистую кожицу. Аккуратно разломить его, чтобы не капнул сок на платье, вынуть косточку и втянуть в себя тягучий, насыщенный летом аромат. Откусить кусочек, размять языком нежную, сочную мякоть. И смаковать неспешно, слушая трели цикад. Смотреть в небо на проплывающие облака. Мечтать и тихо разговаривать с Богом. Рассказывать ему о своих детских печалях и радостях. Мне кажется, он слышал меня. Всегда. И я благодарна за это.

В последнее время меня часто посещают мысли о детстве и юности, проведенных на Кавказе. Они приходят то яркими вспышками давно забытых впечатлений, то неспешными размышлениями об истоках жизненного пути и поворотах судьбы. Они приходят во сне, в разговорах с родителями за чаем и в забавных обсуждениях с младшим сыном приключений мамы-динозавра в пионерском лагере. Или утром в полудреме сознание подкидывает картинки беззаботного детства.

Интересно, ко всем так подкрадывается пора жизненной зрелости?

Однако, прохладно стало. Ноги замерзли. Да и вообще, зябко как-то. Наверное, медсестра окно открыла. Палату проветрить. Просыпаться пора. Утро.

Ох, уж, этот гул в голове от обезболивающих и капельниц с антибиотиками. Но глаза открывать надо. Пора просыпаться. Повернуться на бочок, приподняться, ножки в тапочки.

Вот же… Больничные матрасы как будто булыжниками набивают. Жестко, не повернуться. Не ругаю я ни времена, ни правительства, но больницы получше финансировать нужно, господа.

О пациентах бы подумали. Инквизиция в прошлом, кровати остались. Все-все, останавливаем внутреннюю болтологию. Давай, девочка, подъем. Глазки открываем… один глазик… другой…

Медленно открыла глаза.

– Что это? – прошептала, обхватив себя руками.

В ярком, лазурном небе надо мной проплывали легкие, пушистые облака. Как в детстве…

Нет, не сон это. Но и не больничная палата.