Дражайший плут

– Миледи? – Тревельон взял ее руку в свою большую теплую ладонь и обнял за плечи, словно она могла упасть.

И было отчего.

– Как глупо, – сказала леди Феба и провела по лицу дрожащей ладошкой, потому что все-таки заплакала. – Развела сырость.

– Идемте. Вам нужно сесть.

Позволив опереться на свое надежное плечо, он подвел ее к каменной скамье и усадил. Она покачала головой.

– Простите.

– Не надо извиняться, хрипло проговорил капитан.

Она судорожно вздохнула, догадавшись, что он потрясен не меньше ее самой.

– Хотите знать, почему у меня только белые цветы?

Он если и был обескуражен, то никак этого не показал, просто ответив:

– Да.

– Три года назад, когда я только начала сажать свой сад, мое слабеющее зрение лучше всего различало белый цвет, – сказала Феба. – И, разумеется, еще потому, что белые цветы обычно пахнут сильнее других.

Он ничего не ответил: только крепче сжал ее плечи, – и она даже обрадовалась, что сейчас с ней именно капитан.

Будь рядом Гера, Максимус или кузина Батильда, и ей пришлось бы сочувствовать их страданию – страданию из-за ее потери, – а капитан Тревельон просто давал ей ощущение своего надежного присутствия. Не станет же он рыдать от жалости к ней или придумывать слова утешения.

И это было по меньшей мере приятно.

– Это глупо, – продолжала Феба, – оплакивать неизбежное. Я знала, что лекарства нет, и сама настояла, чтобы Максимус прогнал всех этих докторов и чудотворцев.

Я знала…

Она с трудом сдерживала рвавшиеся из груди рыдания и, закрыв ладонями рот, судорожно хватала воздух, дрожа всем телом.

Он погладил ее по волосам, привлек голову к себе на грудь, чтобы она могла вволю выплакаться, заливая слезами его рубашку. Один из его пистолетов больно врезался ей в щеку, но сейчас было не до этого. Феба плакала, пока мокрое лицо не стало красным, нос не забился, а в глаза словно насыпали песок. Потом, немного успокоившись, она слушала, как бьется его сердце, ровно и громко.

– Немного похоже на смерть, – прошептала она скорее самой себе. – Все мы знаем, что когда-нибудь умрем, но по-настоящему не верим.

На миг рука, по-прежнему лежавшая у нее на голове, болезненно напряглась, затем исчезла, переместившись на плечи.

– Вам рано говорить о смерти, миледи.

– Разве? – Она подняла к нему лицо. – Разве вот это не маленькая смерть? Я не вижу света. Я вообще ничего не вижу.