Иди на мой голос

Не хотелось нелепо издыхать в грязи и песке, даже не дав о себе знать своим людям. А такая сделка… в конце концов, что она могла за собой повлечь? Незнакомец поможет мне, я – ему. Жизнь за какую-то несущественную услугу. Он выглядит юным щеголем, у него не может быть серьезных дел. Поиск человека? Пара солдат, которых я отряжу, справится на раз. Ну а если странный тип замыслил что-то, например, сепаратистское… я ведь сижу повыше здешних богачей. И стреляю метче.

– Согласен, – шепнул я, вытирая со лба пот. – Что вам от меня нужно?

– Не сейчас… – Незнакомец обернулся и отдал погонщику приказ на хинди: – Поднимайте его.

Из паланкина выпрыгнули еще двое и направились к нам. Сложением они были крупнее господина и, видимо, старше. Тот, кто назвал себя Моцартом, вынул из кармана какую-то тряпку и прижал к моему носу.

– Лондон. Живописный, хотя и пошловатый городишко, которому нужны крепкие военные руки. Как вы смотрите на него? Мне вот он очень нравится…

Я уже не мог ответить: сладковатый запах проник в легкие.

Он наполнил веки тяжестью, и я лишился чувств, успев лишь осознать, что по-прежнему крепко сжимаю рукоять своего тальвара.

Действие первое. Рапунцель, сбрось свои волосы (Конец января 1891 года, Лондон)

День первый. Падальщик

[Лоррейн]

– Где тебя носит? Немедленно приезжай!

Мать почти кричала. Как и обычно. И обычно ответ был один: у меня репетиция, что означает: я слежу, чтобы симпатичные танцовщицы кабаре «Белая лошадь» правильно задирали ноги.

Как иначе они будут способствовать процветанию заведения и растлению почтенных отцов семейств, заходящих на бокальчик? Я знала: мать ненавидит эту мою работу. Как и вторую работу, о которой не распространяется в обществе. Хотя, казалось бы, что может быть хуже постановки номеров в дыре, лишь на словах не являющейся борделем?

Услышав голос в трубке, я готовилась с наслаждением напомнить, чем именно занята. Ведь это спектакль для двоих, который мы играем привычно, уже несколько лет, без зрителей и режиссеров.

Но заученная реплика застряла в горле. Потому что, выпалив «приезжай», мать не замолчала. Она всхлипнула, закашлялась и судорожно выдохнула:

– Лоррейн, это Хелена. Кто-то… убил её, кажется. Полиция тоже едет…

Сценарий пошел не так. Связь оборвалась. Лишилась ли мать чувств или вспомнила, что звонок формален, как наше родство? Это не имело значения. Никакого. Все сузилось до короткого слова-выстрела – «умерла».