Последняя битва

Последняя битва

Александр Дмитриевич Прозоров

Князь #10

Темное облако колдовства, насылаемого магрибскими колдунами и арабскими суфиями, принесли на Святую Русь неурожаи и мор. В июне на пашни сыплется снег, в северных волостях буйствует чума, в южных – холера. И в это самое время Стефан Баторий, османский раб, назначенный султаном на трон Польши, нападает на Русь. Чтобы спасти державу, князю Сакульскому придется одному сразиться и с магами, и с бесчисленными наемниками, собранными в польское войско. В ослабленной бедами стране помощи ему не найти.

Александр Прозоров

Последняя битва

Пролог

К острову лодка подошла поздно вечером со стороны открытой Ладоги. Князь Сакульский не хотел, чтобы его заметили послушники, и ради этого не поленился сделать крюк в несколько верст по темным высоким волнам. Четкий черный отпечаток креста на светлом небе подсказывал гостям путь: где-то за ним, под Змеиной горой, находилось древнее святилище, к которому и стремился ученик древнего волхва.

– Странное название для святого острова: Змеиная гора, – пробормотал Зверев. Андрей знал, что ползучих тварей на этом участке земли нет ни одной. Любимицы Чернобога, они не выносили близости к алтарю всемогущего Велеса, магической силой мало уступающего самому Сварогу.

Дубовый киль зашуршал по песку, заставив путников качнуться вперед. Корабельщики, одернув ветровки, принялись торопливо сматывать парус. Князь Андрей Сакульский широко перекрестился на далекий купол Казанского Скита, первым перемахнул через борт и кивнул холопам, тихо приказав:

– Несите.

Под присмотром Ильи шестеро служивых, удерживая за края дерюгу с лежащим на ней Пахомом, перебрались на узкий пляжик под обрывом. Андрей, показывая дорогу, прошел где-то с полсотни саженей вдоль берега до низины, свернул влево, пересек недавно скошенный монахами лужок и уверенно нырнул в прозрачный, терпко пахнущий смолой, сосновый бор. Дороги он не знал – тем более от случайного места, к которому вынесло десятивесельный струг. Но он чувствовал его – он чувствовал древний алтарь, как весенние грачи чуют дорогу к родному гнезду, как выброшенный из воды угорь тянется к живительной влаге. Да и само святилище, рядом с которым впервые за долгие века появился посвященный, звало его бесшумной жаждой, пробуждаясь от сна.

День закончился. Но здесь, на ровном песчанике, лишь слегка присыпанном хвоей, в пронизанном бледным светом полной луны редколесье, путников это ничуть не смущало.