Пленённая

– Шрам?

Мои пальцы бродят по известной карте шрамов, разбросанных там и здесь по его телу едва заметными белесыми росчерками.

– Такой как этот? – палец касается самого яркого, ещё розоватого бугристого шрама посередине груди.

– Нет, золотая. То, о чём я говорю, гораздо глубже. На самом сердце. Навсегда. Так у нас называют любимых. Шрам на моём сердце.

От сказанных слов внутри всё закручивается по спирали с бешеной скоростью. Я поднимаюсь, не зная, как выразить ураган, стремящийся вырваться наружу, вглядываюсь в его лицо.

Вдруг раздаётся громкий звон. По смуглой коже ползут трещины, края их ширятся, превращаясь в чёрные провалы, затягивающие в гибельную, алчную пропасть…

***

Я резко села в кровати. Смутные обрывки сна стояли перед глазами. Острые осколки и сеточка трещин, звон разбитых зеркал до сих пор слышится внутри…

Моё сердце бешено колотилось. Оно билось так, словно уже вырвалось из грудной клетки на волю и отчаянно пыталось взлететь. И только кровавые путы не давали ему это сделать.

Дурное ли предчувствие или горькое воспоминание заставило его так взволноваться?

– Что-то случилось, госпожа?

Рядом с кроватью возник силуэт – Ни?рса. Курчавая молодая служанка, ещё совсем девочка, маленькая верная прислужница, охраняющая мой сон.

– Нет, Ни?рса, всё в порядке. Ложись спи.

– Может, разогреть вам вина или укрыть дополнительным одеялом? Из окон тянет рассветным холодом.

– Боюсь, что сон уже не коснётся меня… Подай мне халат.

Ни?рса проворно вскочила и в два счёта закутала меня в тонкий, невесомый халат, сотканный из нежнейшей белой шерсти.

Я отодвинула шторы и вышла на балкон спальни. Вдалеке уже начал светлеть горизонт. Ночная тьма нехотя отступала бледнея. Яркий золотой луч пронзил серые перья облаков насквозь. Удивительный цвет. Редко встретишь такой… Словно лужицы топлёного сладкого мёда, с лёгкой горчинкой. Воспоминание вновь легонько коснулось сердца, заставив его болезненно сжаться. Значит, память о былом даёт о себе знать. Сколько можно проворачивать клинок в глубокой ране? Едва зарубцевалась и перестала ныть – как опять в лицо бьёт хлёстким ветром, вызывая непрошеные дорожки слёз на щеках.

И как забыть прошлое, когда в блеске каждой золотой монеты или украшения видится взгляд необыкновенных глаз? Насыщенно-жёлтый, звериный, как у моей ручной пантеры Шен-Ри. Он мог заставить плавиться тело одним только обещанием, брошенным красноречивым взглядом.