Пророк

 – Никогда особо не уважал власти. Но, видите ли, я тоже разыскиваю вашего внука. И у меня?то как раз нет ни времени, ни терпения ждать, не заглянет ли он на огонек. Предпочитаю прямые пути, поэтому и прошу вас быть со мной откровенной. Где я могу найти вашего внука?

– Говорила им, повторю и вам: понятия не имею.

Акерман подошел к высокой горке красного дерева, стоявшей у стены. Старинная, добротно сделанная вещь. На полках и на столешнице теснились семейные фотографии. Акерман взял снимок улыбающегося чернокожего парня, обнимающего Розмари; оба позировали на фоне праздничного золотисто?голубого торта.

– Розмари, я подготовился к нашей встрече и знаю, что внук в вас души не чает. Вы были тем спасательным кругом, что удерживал его на плаву в любой шторм. Наверное, вы – лучшее, что есть в его жизни. Единственный человек, который его любит, наверняка знает, где он прячется. Вы поделитесь со мной этой информацией – так или иначе.

– Да вам?то что за дело до моего внука? Какое вы имеете к нему отношение?

– Никакого, и он для меня ровным счетом ничего не значит.

Но есть один человек, до которого мне дело есть, и этот человек его ищет, а я хочу помочь, если это в моих силах. Согласен с вами в том, что наши чиновники?бюрократы действуют чертовски медленно, однако сейчас мы можем ускорить их работу.

– Не знаю, где он, – покачала головой Розмари, – а если бы и знала, такому чудовищу, как вы, не рассказала бы.

В голове Акермана эхом прозвучали слова отца: Ты монстр… Убей ее, и боль пройдет… Тебя никто никогда не полюбит…

– Уважаемая Розмари, вы ведь понимаете, что словом можно больно ранить? Впрочем, вы правы: я действительно чудовище.

Он поднял с пола спортивную сумку, кинул на журнальный столик, расстегнул молнию и, порывшись внутри, спросил:

– Слышали об испанской инквизиции? Я в последнее время много о ней читал. Интереснейший период! Главной функцией инквизиции был трибунал. Основали этот институт католические монархи – Фердинанд Второй Арагонский и Изабелла Первая Кастильская.

Они планировали таким образом утвердить в своих королевствах католическую веру, особенно среди новообращенных иудеев и мусульман. Но меня завораживают не события минувших времен, а варварские, отвратительные пытки, которым во имя Господа подвергались люди, считавшиеся еретиками. Мы с вами думаем, что живем в жестокий век, однако наши воспоминания относятся к совсем недавнему прошлому.