То, что приходит по ночам

К тому же не все больные у нас из так называемых маргиналов, есть и вполне приличные люди. А к тем, от кого можно заразиться, меня не допускали, они вообще в отдельном крыле находятся.

На тот момент, когда все случилось, я проработала в больнице чуть меньше года. Мне даже понравилось. Персонал и врачи у нас хорошие, душевные, больные тоже проблем не доставляли. Я слышала от своих однокурсников, особенно тех, кто в женских консультациях, как их с их советами даже матом посылали, а мои ничего, исправно приходили, заполняли тесты, жаловались… И называли по имени-отчеству, с уважением.

Это было приятно.

В тот вечер я, как обычно, закончила обход особенно тревожных пациентов, поговорила со всеми, одного отправила к психиатру, потому что там лечение нужно было медикаментозное, и чисто на секунду заскочила в кабинет переодеться. Но не успела я взяться за ручку двери, как в нее постучали.

Я открываю, а на пороге стоит мужик. Внешне – типичный наш пациент из тех, кого под лавочкой находят.

Огромный, небритый, весь в грязи и воняет так, что мне аж плохо стало. Одежда на нем тоже странная была – вроде как бушлат армейский и какие-то сапоги с высокими голенищами, но я особенно не приглядывалась – я на лицо смотрела и с каждым мгновением пугалась все сильнее. Уж очень рожа у мужика была страшная, какая-то перекошенная, звериная почти.

Я попятилась, а мужик ухмыльнулся и за мной в кабинет протискивается. На табуретку садится, бушлат свой расстегивает, демонстрируя грязную и рваную тельняшку, и говорит:

– Мне бы, доктор, консультацию.

Проблема у меня.

А я сижу и вспомнить его не могу. Вроде бы такого у нас в отделении точно не было, я своих всех знаю, но вряд ли к нам кто-то посторонний зашел бы, у нас и красть-то нечего, если на то пошло. Тем более в моем кабинете, где кроме стола, двух стульев и большого шкафа с картами больных нет ничего. А, ну, еще кактус на подоконнике помирал с момента моего заселения.

Подумала еще «Профессионал я, или погулять вышла? Вот больной, надо работать», но на часы покосилась выразительно.

А мужик, будто не замечая моих намеков, ухмыльнулся еще шире и завел свою пластинку. Все ему плохо, все не так, врачи ужасно лечат, санитарки отмахиваются, жена ушла, жизнь – боль. И еще протяжно так, неторопливо. Я на часы уже открыто кошусь, считаю минуты, чтобы не заснуть, а он все продолжает и продолжает, как заело его.

Три часа мы так просидели.