Лиза во фритюре

Кстати, после этой мистической истории Лиза несколько охладела к научным изысканиям.

– Да, это был знак судьбы, иначе не скажешь!

Поэтому Катерина, которая неизвестно почему, но все-таки чувствовала себя виноватой, живо прониклась Лизиным горем, не долго думая сунула руку в задний карман джинсов, достала 50 баксов и вручила их Лизавете.

– У тебя что, в каждом кармане по 50 баксов? – дрожащим голосом спросила потрясенная Лиза.

– Да нет, вряд ли, – ответила Катька, но на всякий случай проверила.

Баксов больше действительно не нашлось, зато обнаружилась зажигалка, которую Катерина искала уже вторую неделю.

– Слушай, только ты мне верни обязательно в пятницу, а то я в субботу на Горбушку собралась, мне там кое-что прикупить надо, ладно?

– Как только – так сразу! Честное пионерское! – сказала Лизавета, размашисто перекрестившись.

Ура! Ура! Спасибо Катьке, деньги можно было отвозить и садиться за перевод. Правда, придется на машинке печатать, пока драйвер не купят.

Лизавета уже избаловалась работать на компьютере и связываться с машинкой ей было неохота.

– Ой, что это было! Как ты говоришь, у нас все происходит одновременно, дабы не создавать очередей! Прикинь: перевод этот дурацкий, аннотации к каталогу вдруг срочно понадобились, во вторник приперлась толпа каких-то провинциалов и я битый час им лапшу на уши вешала про хранение произведений графики! А в среду пришлось ехать на Реставрационный совет в Училище! Да еще дома соседи сверху залили мне водой всю кухню! Я думала, застрелюсь! – опять встряла Лиза.

За эти несколько безумных дней, занимаясь переводом везде, где только можно, и везде, где нельзя, Лизавета сроднилась с фритюрницей, привыкла к ней и даже полюбила. Лиза переводила за завтраком, за обедом, за ужином (вернее, практически вместо завтрака, обеда и ужина); в метро и в троллейбусе – загораживаясь локтями от соседей, так как ей было строго-настрого приказано оберегать фритюрницу от шпионажа возможных конкурентов.

Переводила во время планерки и реставрационного совета. Ложилась Лизавета не раньше двух и вставала ни свет, ни заря. Фритюрница снилась ей по ночам, подмигивая разноцветными лампочками и шелестя упаковочной пленкой. На работе Лиза печатала, как сумасшедшая, оглушая коллег, уже привыкших к тихому шелестению клавиатуры компьютера, грохотом клавиш.