Спасение Эль

Во-первых, потому что вместе с ним приходила болезненная слабость, а во-вторых… Медовый флёр кружил голову, но проникал в самое сердце тягостным напоминанием о ночи, которая навсегда разделила жизнь Тинара Моу на «до» и «после».

– Ты же знаешь, что отец любит тебя? – спросила Келли.

Он кивнул:

– Знаю…

– Возвращаешься в Ляльки? – кажется, она сказала это просто, чтобы не молчать. Тинар и Келли прекрасно понимали тишину, висящую между ними. В этом безмолвие застыло столько смыслов, что время от времени возникала необходимость разбавлять их словами.

Иначе становилось сложно дышать: настолько густым было молчание.

– Да… Только мне ещё нужно заглянуть в… Одно место.

Она сделала вид, что не услышала про «одно место».

– Как там Надея? – Келли переживала за булю, хотя никогда в жизни наяву не видела, а знала только по его рассказам.

– Всё так же, – ответил Тинар. – Инка хорошо заботится о ней.

– В положении Надеи стабильность – это уже прекрасно, – кивнула мама Эль.

 – Ты нашёл надёжную помощницу и можешь с лёгким сердцем оставить булю, если тебе нужно уйти.

Инку грум нашёл в одном из соседних хуторов, разнося заказы – последние Ляльки-Одолень, оставшиеся с тех времён, когда буля Надея ещё могла работать. Вернувшись, он привёл с собой невысокую коренастую девчонку с тугими, торчащими в разные стороны косами. В причёску соседской дочки были вплетены незамысловатые дешёвые ленточки, и это смотрелось нелепо на фоне её слишком грубого даже для мальчика лица.

Но Инка сразу, не говоря ни слова, схватила чугунок с остатками вчерашней каши, кинула его на жаровню и помчалась во двор к подготовленной Тинаром поленнице.

Несмотря на её обычно свирепый вид, Тин знал: девочка рада, что наконец-то стала пусть в чужом жилище и временно, но хозяйкой. В маленьком домике её родителей было то ли десять, то ли двенадцать сестёр.

На самом деле буля Надея чувствовала себя не столь хорошо, как Тинар пытался уверить Келли.

Их жизнь напоминала бытие старьёвщика. Инка повсюду таскала с собой иголку и лоскуты тряпок, она крепила их к поясу, чтобы в любой момент поставить заплатку на Надею, которая разлезалась на куски. Она не могла больше говорить, половина лица застыла неподвижной маской. Прореха задела так же один глаз, и буля теперь видела только вторым. Через несколько солнц с того момента, как пошла первая трещина, она ещё могла ходить и что-то делать.