Дедушка, не спи!

Любой солдат, как собака, должен откликаться только на один распорядок букв, и чем короче он будет, тем легче его запомнить. Поэтому, не стоит сомневаться, мой дед никогда не называл своих подчиненных по именам. Он их даже не знал, и как только отец сказал мне, что он произнес мое имя, я был удивлен не меньше, чем звонку с того света или признанием какой-нибудь ошалевшей девочки мне в любви.

Я примчался в больницу и впервые очутился в той ситуации, когда не сразу понимаешь, как себя нужно вести. Я даже не знал, что с собой нужно брать, и явился с пустыми руками, как обчищенный разбойниками гонец.

Дедушка лежал на белых простынях с закрытыми глазами и распахнутым ртом. Его губы подрагивали, словно он беззвучно молился, скулы глубоко ввалились внутрь, седая неопрятная щетина поднималась от подбородка к вискам и частично скрывала бледность кожи. На лбу появились глубокие морщины. Глядя в его серое иссохшее лицо, я бы сказал, что он уже умер. И вероятно так и было. Во всяком случае, я смотрел на него, как на покойника, и только отец продолжал смачивать его лоб влажным полотенцем, точно еще не знал, что все уже кончено.

– Он упал в своей канцелярии, – сказал отец, не поднимая головы. – Что-то доставал из нижних ящиков комода… Потом его нашли курсанты.

Он пошевелился. Это движение далось ему с таким трудом, будто его тело сковывало болью. Он выглядел не намного лучше дедушки, и с первого взгляда, я подумал, что его скоро хватит удар. Отец был настолько поникшим и отяжелевшим, словно не спал несколько ночей подряд.

Я присел рядом.

– Насколько все серьезно?

– Врачи сказали, что его состояние не улучшается. Он, то приходит в себя, то уходит куда-то.

Вентилятор в дальнем углу палаты развернулся в нашу сторону и дунул что есть силы, откинув край простыни. Прохладные потоки воздуха прошлись по коже. Дышать стало легче, и отец продолжил:

– Никто не может предвидеть, что будет дальше. Его жизнь висит на волоске, а у врачей не хватает смелости сказать даже это.

Он посмотрел на меня так, словно уже видел конец.

Угасающий луч солнца лег на его лицо. Я не знал, что ему ответить. Дедушка выглядел ужасно, отец был разбит, солнце садилось, и на нас словно опускался занавес. После некоторой минуты молчания отец попросил меня об одной вещи:

– С ним надо остаться, – его голос заметно ослаб.

Он приложил полотенце к сухому лбу, лицо дедушки не изменилось. Я не понимал, что в тот момент было тяжелее. Смотреть, как умирал дед или как переживал отец.