Братья и Сёстры

Рюмка налита.

Пусть к счастью нас ведёт дорога!

Могу ли не любить я Гамлета —

Шута, безумца и пророка?

Он смотрит прямо в душу с оттиска,

В нём дивной харизмы есть призма.

Он чужд натуре донкихотовской,

Носитель зла и эгоизма.

Чем смог привлечь нас принц, сражавшийся

За что? За жизнь? За смерть ли нашу?

Тем, что, безумцем притворявшийся,

Мстил за убитого папашу?

Я отношусь к нему, как к призраку,

Что надо мной парит эклогой.

Как будто бы гороха пригоршню,

Рассыпал Гамлет монолог свой.

Пластичен Гамлет, как адажио.

Всё вывернуть смог наизнанку.

Откинув плащ свой, он поглаживал

Округлых мышц своих чеканку.

Как Гамлет, выйду ли на сцену я?

Портрет его пусть пишет Муза!

Масштаб раздумий – вся Вселенная.

Напомнил Гамлет Иисуса.

От мести Гамлет не откажется —

Болеет принц мой мести оспой.

Но к принцу этому, мне кажется,

Могу я обратиться с просьбой.

Из авторучки что мне выдавить

О том, кто с черепом беседует?

Какую рыбку-слово выловить?

О чём же написать мне следует?

О том, что разразится мести гром?

Смогу ль из мозга мысли вынуть?.

.»

Глава 1. Гамлет, принц датский в сослагательном наклонении

«Однако и без лишней скованности, но во всем слушайтесь внутреннего голоса. Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите, следуя движениям, с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ естественности. Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик.

Если тут перестараться или недоусердствовать, непосвященные будут смеяться, но знаток опечалится, а суд последнего, с вашего позволения, должен для вас перевешивать целый театр, полный первых. Мне попадались актеры, и среди них прославленные, и даже до небес, которые, не во гнев им будь сказано, голосом и манерами не были похожи ни на крещеных, ни на нехристей, ни на кого бы то ни было на свете. Они так двигались и завывали, что брало удивление, какой из поденщиков природы смастерил человека так неумело, – такими чудовищными выходили люди в их изображении… А играющим дураков запретите говорить больше, чем для них написано. Некоторые доходят до того, что хохочут сами для увеселения худшей части публики в какой-нибудь момент, существенный для хода пьесы.