Синий туннель

 Черновой] В нашем мире равновесия он избытком знания в области машин покрывал мой долг машинного незнания и, напротив, его дворовый юмор ограждал наше строгое равновесие от переизбытка в нем поэзии. И пока я об этом равновесии думал, в дверь секции постучали в третий раз, и стук этот был ощутимо яростнее предыдущих двух.

Чтобы избавить своих соседей от открывания двери пришедшему не по их честь гостю, я рванул к двери, повернул тугой, хоть и недавно смазанный замок и открыл скрипучую дверь секции.

Ох, как же я был бы не прочь, чтобы на этих «Жигулях» приехал сегодня убийца Бельчагина! Раз и навсегда избавился бы от этого следующего за постоянным скрипом двери постоянного вопроса:

– Когда же ты отсюда съедешь?

– Мне здесь кое-кто нравится. Ее комната прям нарочно соседствует с моей.

– А Юля? – спросил Бельчагин.

– А не твое дело.

– А не передергивай! Снислаич хочет тебя видеть. Поедешь со мной.

– Мне больше нравятся желтые автобусы.

– Бесплатные автобусы нравятся всем.

Но Снислаич хочет, чтобы ты приехал со мной. Он тебе не доверяет.

Я вспомнил, что спички-то я нашел, а вот чайник на газ не поставил.

– Сейчас, – сказал я Бельчагину, важно подняв руку и ею погладив бы воздух.

Быстренько сбегав на кухню, сделав нехитрое и обыденное дело, вернулся к Бельчагину. Он уже стоял в самой секции. На моей, фактически, территории.

– Так что же случилось?

В ответ Бельчагин равнодушно пожал плечами.

– Не знаю, но лучше поторопись.

– А…

– Большой Латыш тебе все объяснит.

Я не стал говорить Бельчагину в очередной раз, что Лев Станиславович Линдянис – не латыш и даже вообще не прибалт. Как говорили под Дубровкой, «и с разбега коленом бревно не сломаешь». Мало того, что «Ляндинис» не обязательно должна быть балтийской фамилией, так она может и не быть фамилией вовсе, а псевдонимом, как и «Большой Латыш». Вот только «… Латыша» придумал Бельчагин, а вот «Линдянис», может, придуман ради какой-то коварной и мне пока неизвестной цели.

– Я только выпью кофе и позвоню Юле, – сказал я.

– С городского?

– Откуда? С таксофона.

– Нам к трем. – Бельчагин выставил перед собой часы. В глаза мне бросился натянутый на мясистое запястье потрескавшийся «кожаный» ремень. Чтоб увидеть циферблат, мне пришлось чуть повернуть в свою сторону плохо поворачиваемую, прямо скажем, руку Бельчагина. Два сорок. Юле придется меня простить, успокоил я себя.