Восьмая наложница

Поэтому нас отпустили по домам.

Вот я и решила помочь. В конце концов, мой день рождения. Что хочу, то и делаю.

А потом меня поймали на лести.

Бабушка эта всю дорогу мне говорила о том, какая я милая, добрая и красивая. Она спрашивала, сколько мне лет, где я учусь и живу.

Наверное, стоило насторожиться, когда она улыбалась, слушая ответы.

Шестнадцать лет

Девятый класс.

На улице Школьной, в доме, где раньше библиотека была.

– А ты, случайно, не Васильевых дочка? – улыбнулась она ласково. – Я же твою маму ещё маленькой девочкой помню.

Такая егоза была. А вот уж и выросла. И своих деток семеро по лавкам. Как же время летит. Как время летит. Деточка, помоги мне пакет в дом занести. Там ступеньки. Уж и не знаю, как по ним с моими коленями по ним пробираться. Да ещё и с тяжестью такой. А я тебе из буфета банку варенья достану. Яблочного. Мамке своей отдашь. Скажешь: "от бабы Маши". Сюда. Разувайся на коврике. Вот и молодец. Проходи.

Так я переступила порог звериного логова, прячущегося за фасадом ветхого домика с рыжей черепицей.

Сквозь покосившиеся давно некрашеные доски забора выглядывали белые соцветия сирени, которые всегда распускаются в середине мая.

А может это запах уже наступившей весны приступил мою осторожность?

Когда я вошла, дом встретил меня злым скрипением половиц и запахом горьких лекарств и водки. Цветы, которые стояли, буквально, везде: на комоде в коридоре, на столе в самой кухне, безуспешно пытались спрятать ту жуткую вонь.

Мне стало как-то не по себе. Будто холодом повеяло.

Хотя, в приметы я особо не верила. Черных кошек очень даже любила. Не боялась разбитых зеркал или собачьего воя.

А вот про белую сирень в доме вспомнилось. К смерти это.

Захотелось бросить все и бежать. Босиком. Без сумки с учебниками, которую я легкомысленно бросила в коридоре.

Дома мне такое вряд ли спустят. Но не убьют же.

– Вовик, – сахарным голоском запела баба Маша. – Я сделала всё, как ты хотел. Только не ходи никуда. Дома будь, как обещал.

Почему жертвы насилия не кричат и не сопротивляются?

Я бы, наверное, если бы была умной или сильной, увидев мужика с ножом, начала бы кричать, схватила бы табуретку, чтобы ударить его.

И тогда ничего бы не случилось.

Почему-то говорят, что если жертва не сопротивляется, то сама виновата или даже хотела этого.

Я не хотела. Не хотела. Но на меня, как будто оцепенение напало. У меня всё внутри кричало, а выдавить из себя даже звука не получалось. Как не получалось пошевелить рукой или ногой.