Хозяйка Его крепости

– Вы свободны, – бросила я служанкам и недовольно подняла бровь, – что-то не понятно?

– Ну как же завтрак и портной, Ваше Сиятельство?!

– Не сейчас, – отрезала я. – Вон!

Иногда во мне просыпалась очень злая княгиня. Запричитав: "Конечно-конечно", девушки попятились к двери. А я осталась наедине с нерадостными мыслями.

Что мы имеем?.. Без сомнения, усыпил меня именно Вельмир. А дальше? Кто этот загадочный Демидовский? Зачем глава тайной стражи отдал меня ему?.. Прикусив губу, я лихорадочно думала. Сдал в рабство, подарил? Или заточил как в монастырь, в наказание? Дескать, посиди, княгиня, в красивой клетке, понервничай.

Авось и расколешь сама, без вмешательства Совета Язычников!

Великая Мара, неужели Данимир одобрил сей план? Или он не в курсе? Могу ли я искать защиты у цесаревича? В любом случае иного выхода, как возвращаться в столицу, у меня не было. Сердце на миг кольнула невидимая игла: а что, если сестра поверила Суле? А Ян, Мистислав? Последний, кажется, вообще затаил на меня обиду.

Могу ли я теперь доверять кому-нибудь?

Горько усмехнулась. Отмахиваясь от проблем, я загнала себя в ловушку. Не удивлюсь, если видение Сулы – часть той игры, которая закрутилась в Академии. Я не убивала Ольховского. Не буду врать, когда-то я страстно желала его смерти, но... Мне было шестнадцать, я ненавидела отца, монастырь и весь мир. Каждый день притворства, молитв чужому богу и вере, сжигающей меня изнутри. Я, посвященная Маре, дарующая холод и смерть, должна была воспевать покорность, невинность и свет.

Меня не принимал Великий Бог христиан, и меня наказывала Мара за отказ от её дара. Языческая вязь на запястье порой кровоточила, но отец скрыл её под железным браслетом, иначе язычницу не взяли бы в монастырь.

Узнай монахини правду – и я бы отправилась к фанатикам, ревнителям веры. Потому что их свет только для покорных.

Я научилась заливать спирт в щель между запястьем и браслетом, терпеть боль от молитв, не пользоваться силой. Розги и тёмная комната считались для меня нормой.

А попытки побега – те вообще были бесчисленны. Однажды меня нашли аж через месяц, и то с помощью людей отца. Я задалась целью выжить назло. Ибо знала, что в монастырь меня отдали на смерть. Слишком большой контраст был между их верой и моей силой.

Ольховский не мог этого не знать.

Но я выжила, и он забрал меня, чтобы выдать за Венского. Никогда не забуду глаза лекаря, когда ему привезли язычницу из монастыря.