Нарисую себе сына

Лишь монотонное бубнение под причитанья Люсы, присоединившейся к нам троим с нашей стороны: «Ох, чуяла я, добром это не кончится. Одна половина города треплет, кто сэра Хирономо под судейский молоток подвел. А другая – кто вместе с ним казну портовую и растащил». И я уж было, развернулась к ней, чтобы припомнить, кто сам «трепал» про «однокрылую чайку», но, тут дверь распахнулась, и мимо наших разинутых ртов по коридору важно прошествовали гости. Следом за ними из серого рассветного кабинета выплыл мамин муж и, остановив на нас свой оторопелый взгляд, произнес:

- Поздравляю: в Канделверди – новый начальник порта.

И это – я…

Мама умерла еще через полтора года… И вот это событие изменило «наш привычный уклад» кардинально…

Детство, оно сродни мотыльку. Красивому, с яркими крылышками и легким, кратковременным мигом полета. Потому что в детстве отсутствуют и планы на будущее и ноющая ностальгия по прошлому. Детство эгоистично, ибо живет лишь днем сегодняшним, беря от него по максимуму.

Без заначек на завтра и зароков от прежних ошибок. Вот так и мы… Нет, мама, конечно, болела. Иногда. Днями лежа в своей огромной кровати за задернутыми наглухо шторами. В спальне, пропитанной лечебными снадобьями и еще чем-то тревожно густым, темным облаком висящим над ее запрокинутой головой. Но, воспоминание это быстро выветривалось, как из комнаты, едва там распахивались окна, так и из наших с Арсом голов. Вытеснялось более важными заботами порхающих в своем ярком мире мотыльков. А потом все, вдруг, изменилось и я впервые, давясь слезами под лестницей, шепотом вопросила у брата:

- Арс, а что будет завтра?

- Не знаю, - растерянно глянул тот на меня. – Это он во всем виноват. Это из-за него она постоянно болела.

- Не говори ерунду. Мама и с отцом тоже мучилась головой. Помнишь, - хлюпнула я носом. – наш семейный лекарь предупреждал, что ей волноваться вредно и какую-то микстуру вонючую прописывал?

- А кто маму заставлял волноваться?.

. Больше остальных? – вовремя уточнил мой «примерный» со всех сторон брат. – Он. Со своей работой и еще кое-чем, похуже.

- Арс, чем «похуже»? – недоверчиво прошипела я. Подросток хмуро уткнулся взглядом в пыльный угол:

- Тебе ведать о том ни к чему. Да только я точно знаю – из-за него, этого пеликана жадного, мама умерла.

А что ожидает нас завтра, мы в том разговоре под лестницей так и не выяснили. Да только жизнь сама за нас все решила.