Вернуться назад

Когда мы были детьми, я до дрожи в коленях боялась находиться здесь. Казалось, что как только окажусь на скрипучих досках, что непонятно как держатся на этой высоте, ветхая конструкция сразу же рухнут вниз и исчезнет в холодной, пенящейся воде, поглотив меня вместе с собой.

"Какая глупость!" — ругала себя, стоя и глядя в бескрайнюю синюю морскую гладь. Далеко внизу море сегодня было на удивление, спокойным.

— Эмили, — окликнула меня мама, оторвав от самого важного наблюдения в жизни, — они приехали, — сообщила и тут же отправилась в шатёр к остальным гостям.

— Иду,— печально отозвалась и тихий, неуверенный голос разнёсся над бесконечной гладью, а рука случайно разжалась, отпустив на волю лепестки роз, подготовленные для встречи молодых. Яркие пятна тут же закружились повсюду, подхваченные ветром.

"Красиво..."

Набрав воздуха в грудь и вымученно улыбнувшись, отправилась к праздничному шатру, "наслаждаться вечером" и изображать радость, чтобы не расстроить друга.

Нехотя осмотрелась в просторном, импровизированном помещении.

Лёгкая белая ткань шатра лениво играла на ветру, на столах и арках яркими пятнами разместили цветы. Голодные гости томились в ожидании банкета, а молодожёны пока не почтили присутствующих своим вниманием. Столы, расположенные по всему периметру, утопали в многочисленных угощениях, но смотрела на все эти изыски достаточно холодно, ведь была не голодна.

В качестве почётного гостя и по праву лучшего друга заняла ближайший к молодым столик, согласно табличке с моим именем на ней.

Все вокруг сияли, веселились и, кажется, только мне одной на этом празднике жизни и любви было не по себе. Что тревожило душу — не знала, но это незнакомое чувство мучило, жгло изнутри. Так и не смогла дать ему название, хоть и пыталась обозначить для себя: эгоизм, самолюбие? Сердце бешено колотилось с каждой секундой всё быстрее и ныло, словно должно произойти нечто невообразимое, будто я потеряю смысл в этой пустой и никчёмной жизни. Но ничего не происходило, пока не появился жених.

— Что с ним?— зазвенело громкое эхо в голове, холодом расползаясь по венам, ведь лучший друг ужасно выглядел. Кожа бледная отливала синевой, а глаза наполнились непонятной тоской. Он смотрел на этот мир, так, будто последний раз видел и прощался со всеми в комнате. Движения неуклюжего и слегка угловатого тела вызывали сострадание, взгляд казался пустым, безжизненным, будто кто-то высосал из него всю энергию и силой заставил идти на этот праздник.