Не оглядывайся!

Ее стилисты не лгали, когда восхищались светлой нежной кожей лица, темными бровями вразлет и густыми ресницами над ярко синими глазами, четко очерченными скулами красивого «породистого», как ей говорили лица. Да, они были правы, в ней текла дворянская кровь ее предков, славившиеся своими корнями вельмож, прошедших столетий. Не было ни капли «пролетарской» крови, как говорила бабка, презрительно сжав губы, когда рассказывала ей, еще совсем малявке, родословную их семьи.

Она приподнялась и ощупала свои ноги. И о боже! Они откликнулись! Ноги были теплыми и живыми! Потихоньку подтянула их к себе и согнула в коленях. Ахнула, еще раз выпрямила и подтянула к груди. Они двигались! Они снова двигались! Как же давно она не испытывала это замечательное чувство, чувство подвижности своих ног. С того самого момента, когда очнулась в больнице после очередных скачек на ипподроме. Тогда ее Самурай споткнулся, она перелетела через его голову и ударилась спиной о барьер, огораживающий стадион.

Светило медицинской науки, которого за большие деньги пригласил отец, развел руками и сказал, что все безнадежно и что ей грозит инвалидное кресло. Она долго не могла прийти в себя. Остаться калекой в свои двадцать четыре года, когда только что закончила консерваторию и уже подписала годовой контракт на международные гастроли, после очередного фестиваля, где заняла первое место! Планы рухнули в одночасье. Вся жизнь рухнула. Она долго не могла прийти в себя, сидя в специальном кресле перед окном в своей комнате их виллы, в пригороде столицы. Отец приглашал и психологов и модных экстрасенсов, но все было зря, так как она сама не хотела уже ничего. Ни операций, ни лечений зарубежных курортов, ни своего черного рояля, одиноко стоявшего в холле и когда-то легко откликавшегося под ее тонкими пальцами узких холеных рук пианистки. За окном было серо и дождливо, как и у нее на душе.

Пока не появилась ее бабка! Она властно распоряжалась прислугой в их доме, жестко указывала отцу, что надо делать и вела с внучкой долгие разговоры по душам.

- Милая моя, - говорила она, сидя передо ней на стуле с прямой спиной и гордо приподнятым подбородком, - ты графиня Протасова и ты не имеешь право на хандру. Ты должна принимать любую беду с высоко поднятой головой. И запомни, что нельзя показывать свою слабость никому и никогда. Никто не должен видеть твои слезы. Никто и никогда не посмеет назвать тебя слабачкой, как сейчас говорит молодежь.