Мисс Июль, или Берегитесь, Генералы!

Ну а как же, на УЗИ сказали, что девочка, а здесь принесли какого-то подкидыша-заморыша. Общими усилиями, под окнами роддома мы её всё же утихомирили, и отец вечером за праздничным столом, взял да ляпнул: что мальчик — это даже лучше, чем ещё одна баба в доме. За что и огрёб от маман сковородкой по пустой голове. Уже после этот приём переняла у неё я.

Так вот и росла, жила да выживала… Хотя последнее, очень спорное утверждение. И выросло то, что выросло. То ли на меня подействовали родители в младенчестве, то ли фанфики, манга и аниме, которые я впитывала в себя быстрей, чем они выходили, но к семнадцати годкам стало ясно одно — я не хотела тратить свою жизнь на это бесполезное существование.

Но благо никто о моих планах на будущее не догадывался. Хорошо иметь огромную семью, коли та не утруждала себя порядком и вела столь безобразный образ жизни, что вечный свинарник был делом привычным и документы, которые я тщательно прятала за батареей, так и не были обнаружены.

Конечно, отец стал меня подозревать, и пришлось расколоться.

Вы бы видели его радость в глазах. Да там целая прорва восхищения моим мужеством была. Зато, как же легче стало иметь близкого человека, который тебя понимал и поддерживал на выбранном пути. Увы, счастье длилось недолго. Мать, решившая в кои-то веки, устроить генеральную уборку, полезла за многострадальную батарею доставать закатившийся мячик Пуфика и отрыла мои документы в модельное и в Академию современного дизайна, которые полгода мирно пролежали никому не нужными.

Скандал был таким, что, мне казалось, у соседей, стены тряслись, и нас весь квартал слышал. Пришлось на время сбежать к своему возлюбленному, чья родня оказалась не в восторге от сожительства с девицей без роду-племени и стабильного заработка, так ещё и семнадцати лет от роду. А потом мама приехала и вложила в руку ключ от бабушкиной квартиры. И с мерзкой улыбкой поведала: старушка жила одна, и ей требовался хотя бы минимальный уход, и если под эту песенку я заставлю оную переписать трёшку в центре Москвы на мать, то она подумает о моём прощении.

Так, в свои неполные восемнадцать лет, я стала жить у совершенно чужого человека, которого никогда в глаза до этого не видела. Помогала по дому, готовила, ходила в магазин и аптеку, мыла, кормила и всячески готова была услужить. Правда, в начале нашего сожительствования бойкая старушка девяноста двух лет ворчала и плевалась на мою стряпню и помогала, показывая, как и что нужно делать, дабы не сдохнуть с голоду.