Лекарь для императора. Обмануть судьбу

— Всё в порядке, вы можете идти.

Старик попятился спиной, издеваясь над мие́рскими моллюсками, которые передвигались похожим способом, пока не упёрся за…тылом в дверь.

— Асса ирдэ торишан! — выдал он древнее пожелание счастье, принятое в империи, и, наконец, исчез за дверью.

— Рианы*, — со смешком покачала головой, — попала так попала.

Взгляд наткнулся на, сдвинутое моими стараниями, послание. Хмыкнув, наклонилась за ним, для чего пришлось практически лечь на стол.

«Доброго дня, милейшая асса* Ке́винбург. Жду вас завтра в шесть часов утра в лаборатории.

Вас разбудят, встретят и проводят. С любовью, А.Т.»

Витиеватый, с завитушками и вензелями почерк, и размашистые инициалы. Алек Торнграв. Тот, кто родился в Миерии и прожил там первые пятнадцать лет своей жизни, впитав манеры, ласковый взгляд, томный голос и все эти «милейшие». Вот только надолго в родной стране Торнграв не задержался.

В пятнадцать он спас первого пациента. Просто шёл по улице, когда упала женщина перед ним. Торнграв на глаз определил венозную лихорадку, хотя не знал, что она так называлась, а потом сунул больной в рот или́н — острейший перец, который повсюду используют в Миерии.

Тем самым остановил приступ и помог дождаться настоящей помощи.

А в двадцать три получил должность личного лекаря его императорского величества Алемдара. Правда, когда того отравили, всё равно ничего не смог с этим сделать.

Я читала научные труды по теме. Лориан, пришедший на смену отцу, не запрещал лекарям разбирать смерть Алемдара на составляющие.

Надеялся, что хоть кто-нибудь найдёт ответ? Лекарство? Не знаю. Но всё, что нашли прославленные умы — относительно молодого ещё Алемдара не спас бы никто.

Впрочем, это не мешало злым языкам судачить, что после такого провала Торнграва попрут со двора, а то и казнят. Однако он и поныне здесь. В той же должности, с заметно увеличившимся списком регалий и, по слухам, безграничным доверием Лориана III. Хотя насчёт последнего меня терзали сомнения — вряд ли его императорское величество доверял в этой жизни хоть кому-либо.

И его трудно судить, учитывая, сколько переворотов прошли мимо, только благодаря императорской воле, уму и жестокости.

Вздохнув, обнаружила себя всё ещё сидящей на столе. Спрыгнула, смахнула мнимые пылинки с брюк.

Хватит просиживать тылы. Время к вечеру, а у меня ни сумки не разобраны, ни вещи не уложены.

Нахмурившись, вспомнила служанок. Теми самыми словами, которые не пристало знать «светлости». И скривилась ещё больше.