Прости меня, Луна

Ведь знала, знала царица, что сама виновата! Первого ребеночка вытравила, как только поняла, что царь не просто так к воеводе в дом ходить повадился. Князю Вышегородскому сказала, что ошиблась, нет никакой беременности, а сама к ведьме пошла. Такой же целительнице…

Потом брата к ней послала, чтобы придушил. Негоже кому–то знать, что будущая царица тяжелая от полюбовника была. А пустоту свою многолетнюю ведьмовским проклятием посчитала. Пока не произошло чудо. Да, чудо…

Уж и не чаяла, что жизнь в ней забьется.

Теперь и не понять, что помогло: собранные в пузырек иконные слезы, настойки на редких травах или те самые грязи, но свершилось. Свершилось.

Она даже помнила день и час.

– Матушка! Вы вернулись!

– Какая я тебе матушка? – ткнула пальцем в лоб подбежавшей падчерице. – Ты отцов грех.

Тогда еще подумала: «Лучше вообще матерью не быть, чем такую дочерью звать. Черноволосая, с чуждыми чертами лица. Разве что глаза как у супруга синие–пресиние».

А девчонка словно не слышала, вцепилась, обняла так, что рук не расцепить, прижалась щекой к животу, зажмурилась.

Сколько ей тогда было? Шесть всего? Едва оторвали.

Боль, страшная боль скрутила внутренности. Словно кишки на пику намотали.

Захлебнулась царица криком, замолотила руками по телу падчерицы.

– Пусти! Пусти, дрянь!

А она держала. Голову в плечи втянула, но держала.

Потом ночью пришла. Подкралась на цыпочках и легла поверх одеяла.

Ирсения проснулась от кошмара. Тяжко ей было. Холодный пот по всему телу, струйка слюны со рта на подушку капала.

Стряхнула девчонку словно кутька на пол, завизжала. Та уползла…

Царь прибежал, успокаивал, в руках баюкал. Пел даже, кажется.

А потом подсчитали, что именно в ту ночь понесла.

Падчерицу от греха подальше отселили. Тут и выяснилось, что никто из слуг с ней в гостевой дом идти не хочет. Боятся. Ее прикосновения страх навевают, а то и болью отдают. Не все жаловались, но боялись все. Хорошо, что оказия вышла, Мякиня как раз у ключницы гостила.

Говорят, что нянька тоже иногда морщится, будто болит что–то, а девчонка к ней льнет.

Если бы не царь, давно удавили бы. Брат сколько раз предлагал. Мол, не узнают. Но нельзя. Мало ли как повернет?

А тут в Союз позвали, и чтобы наверняка союзниками стать, решили детей поженить. Сам царь настоял.