Граница. Книга 2. Путь предателя

Представь только, как она испугается, если проснётся и не найдёт нас. Ради неё ты должна держаться. Просто держись… ты не умрёшь здесь. Ты… не можешь здесь умереть.

Альберт не понимал, где они допустили ошибку?

Почему в этом огороде оказался кто-то, кто знал Таю в лицо?

Кто-то, кто ещё помнил её.

На миг в глазах у Альберта потемнело и, потеряв равновесие, он начал падать. Лишь в последний момент, когда сознание вновь прояснилось, закалённое в боях тело удалось сгруппировать, и Альберт опустился на одно колено, стараясь удержать Таю в своих руках.

Девушка вскрикнула.

Опустив к ней взгляд, Альберт заметил, как кровавое пятно на её животе стало расползаться в стороны.

— Нет, нет, нет, — протараторил он, осторожно опуская Таю на землю. — Всё не может так закончиться. Только не здесь. Только не сейчас, когда мы...

Он с мольбой в глазах посмотрел на девушку, будто бы она могла что-то исправить, но Тая лишь улыбнулась, стараясь не показывать Альберту своей боли.

— Уже ничего не изменить, — прошептала она, чувствуя, как начинали холодеть кончики пальцев на руках и ногах.

Альбер покачал головой.

— Я тебя не оставлю. Я ведь обещал. Ты помнишь?

— Конечно, помню... Но, Альберт… Для меня всё кончено, — прошептала Тая и, видя, что он собирался возразить, продолжила: — Не спорь. Ты з-знаешь, что это так.

— Я… Я постараюсь всё исправить… У меня получится…

— Ты не можешь… остановить чужое… время. Оставь меня и беги.

— Тая…

— Забери её, — строго произнесла она.

— Мы вернёмся вместе, — попытался он пойти наперекор ей в последний раз. — Уйдём за Стену, как ты и хотела. Нас никогда…

Альбер осёкся.

Он издал странный звук, похожий на писк. Тая больше не смотрела на него. Будто и вовсе не видела. Взгляд её тускнеющих глаз был направлен через него, куда-то в сторону. В место, в которое она направлялась, оставляя его одного.

— Тая, — позвал её Альберт, подхватив пальцами хрупкую ледяную ладонь девушки.

— Не отдавай её Границе…

Тая уже не слышала его мольбу. Она начинала чувствовать небывалую лёгкость в собственном теле, словно проваливалась в глубокий и столь долгожданный для себя сон. Холод отступил. Исчезли запахи. И чувства тоже куда-то подевались. В ускользающем из мира сознании оставался лишь один образ, который, впрочем, вскоре так же исчез.