"Театр в провинции"

И лицо, и тело, и мысли…» И эта, как ее? Все время забываю… Вспомнила! Душа! Так вот, оставив свое послание потомкам, Антон Павлович тем самым хотел заметить…

Антон Палыч Чехов однажды заметил, Что умный любит учиться, а дурак – учить. Сколько дураков в своей жизни я встретил – Мне давно пора уже орден получить!

Эти строки вылетели из меня с силой ружейного залпа. Гертруда вздрогнула и, наконец-то, обратила на меня внимание. Владлен уже раскрыл перекошенный рот, но актеры шагнули к краю сцены и подхватили дружным хором:

Дураки обожают собираться в стаю.

Впереди – главный, во всей красе! В детстве я верил, что однажды встану, А дураков – нету! Улетели все.

Кто-то ударил по струнам принесенной из-за кулис гитары. Песенка, озорная и злая, полетела над залом.Помощник режиссера сделал такое движение, словно собирался нырнуть под кресло. Гертруда попятилась и спряталась за спину Владлена.

А умный в одиночестве гуляет кругами. Он ценит одиночество превыше всего. И его так просто взять голыми руками – Скоро из повыловят всех до одного! Когда ж их всех повыловят – Наступит эпоха, которую не выдумать и не описать.

С умным – хлопотно, с дураком – плохо. Нужно что-то среднее, да где же его взять?!

- Кешка, идиот, давай занавес! – зашипел обретший голос главреж.

Помощник метнулся к щитку на стене, тяжелая ткань начала падать. Но актеры подхватили ее на лету и закончили песню, держа занавес, словно атланты – небо: высоко над головой, на вытянутых руках.

- Так вот, как у вас встречают представителей законной власти? – заверещала вмиг потерявшая последний налет «культурности» Гертруда.

– Шуты гороховые, скоморохи, петрушки несчастные! Я их, можно сказать, на помойке нашла, а они мне про дураков поют!

- Про умных надо петь умным! – отрезал я, вызывая огонь на себя.

Будь что будет, но нельзя, чтобы артисты пострадали.

- А это еще что за чучело? – взвизгнула мастер пиара.

- Это наш сценарист. Бывший. С сегодняшнего дня он у нас не работает! – затараторил главреж.

- Вон из театра, повстанец липовый! Иди, бомжуй, где хочешь! Но, чтоб я тебя за три километра от твоей поганой гримерки не видел!

- Тогда и мы уйдем! – крикнул кто-то из актеров.

Я предупреждающе взмахнул рукой.

- Ребята, не порите горячку. Вам еще спектакль до ума доводить, и этой своре депутатской противостоять. А уйти я, честно говоря, собирался и сам. У нас с Владленом Борисовичем давно наметились творческие разногласия. Насчет светлого образа ливерной колбасы в русской драматургии.