Всё, что не убивает.

Всё, что не убивает.

Безопасное Зельице

Всё, что не убивает.

Вечер у Гонрашека был распланирован основательно: плотно поужинав, он собирался дремать в своей сторожке до самого утра. «Не пускать никого!» Вряд ли подобным образом высказанный приказ можно было понять двумя разными способами. А никого никуда не пускать было между тем третьим в списке любимых занятий Гонрашека (после само собой еды и сна), подобное распределение приоритетов вообще свойственно представителям профессии его рода. И все шло в точном соответствии его планам, вплоть до второго часа после наступления темноты.

Если бы бравый охранник предавался самому любимому занятию чуть с меньшим рвением, то он бы несомненно услышал приближавшуюся процессию, благо народу в ней было немало. Но Гонрашек был слишком хорош в своем деле, и очнулся только в тот момент когда, собравшиеся снаружи люди заколотили в ворота. «Какого… и… ..... … матери» — только и успел сказать он, выпучив непонимающие глаза, но что именно было помянуто и чья конкретно там была матушка разобрать было невозможно в поднятом за забором шуме. «Открывай!», «Есть там кто живой?!», «Открывай сучий кот!» — и все такое неслось в сторону очумевшего сторожа. С трудом (сказывались годы и больное колено) он забрался по лестнице в будку над воротами. Насколько велика толпа в неясном свете факелов не было видно, но судя по количеству этих самых факелов, толпа была порядочная.— Чего? — заорал он куда-то туда вниз — Чего вам надобно?— Больной, пациент, раненный, открывай гад — заорала в ответ толпа на разные голоса. — Да не кричите вы все хором — взмолился Гонрашек, этот столь прекрасно начавшийся вечер стремительно переставал ему нравиться. — Да и окромя того, был приказ получен, не пускать. Так что давайте, валите отсюдова, несите в храм больного своего или еще куда, можете на кладбище сразу.Сей остроты народ, впрочем, не оценил, и vox populi высказался в весьма увесистых выражениях в том смысле, что если ворота им не откроют то на кладбище того и гляди снесут самого Гонрашека. — Ну нельзя пустить, ну чего вы. — заговорил он уговаривающим, но меж тем авторитетным тоном — Чародейка Аливия-Моргана приказала не беспокоить, понимаете, нет? Ча-ро-дей-ка! Она там небось волшбу творит или еще что. И я свое место тёплое потеряю. И от вас темных она мокрого места не оставит, да и от меня не оставит… места… которого я потеряю.