Ночная

И лишь потом припустила со всех ног, едва услышав тяжелые шаги на лестнице.

Паника – не лучший стимулятор для памяти, и о содержании записки я начала соображать, только когда оказалась за крепостными стенами и уже пыталась отдышаться, поминутно оборачиваясь, ожидая увидеть за собой серого мертвеца. Он вовсе не выходил из дома, но иррациональный страх упрямо твердил, что зомби рядом – и оттого остановиться я рискнула только на границе освященной земли.

- Без савана, - повторила я, тихо сползая по спасительной ограде храма.

– Похоронили без савана… нахцерер! – наконец вспомнила я. И, пискнув от страха, бросилась во внутренние помещения – само собой, с черного хода, хоть и пришлось намотать лишний круг. Против некоторых привычек оказался бессилен даже бродячий мертвец с украденной душой.

Я опоздала.

Это было понятно уже по одному только выражению лица Раинера, встретившего меня на пороге черного хода.

- Наставник… - начал было говорить брат Раинер и заметил в моих руках бутыль с кривоватой надписью.

– Что за?..

- Душа, - буркнула я, невольно потупившись под пронзительным взглядом храмовника. – Колдун украл его душу, пока был жив. Видимо, чуял, что добром вся эта история с чумой для него не закончится, даже если он и не заразится.

Раинер нахмурился. Я приготовилась выслушать уже знакомую отповедь про ведьм и, на всякий случай, драпать – но десятник отлично помнил, что я не испытывала никакого дискомфорта от нахождения на «святой» земле, и переживал вовсе не из-за этого.

- Но ведь его казнила толпа, а не Храм!

- А ему-то об этом откуда было знать? Он просто обезвредил предполагаемого противника, - брякнула я и поспешно заткнулась.

Не положено грязным (да и отмытым, по совести, тоже) нищенкам знать слова вроде «предполагаемый противник», как, впрочем, и про кражу души. А уж про чтение надписей на бутыли и говорить нечего, что уж теперь…

Но Раинер на мою оплошность не обратил никакого внимания, только беспомощно оглянулся назад, в темноту коридора, откуда еле слышно доносился ритуальный плач по покойному.

А потом собрался с духом и спросил:

- Еще можно что-нибудь сделать?

Со мной давно не говорили в таком тоне – словно я разбиралась в чем-то если не лучше, чем собеседник, то хотя бы на том же уровне или, по крайней мере, вообще имела мозги. Это вызывало на откровенность куда эффективнее любых храмовых пыток – и, кажется, благополучно опровергало последнее.

- Максимум – зомби, но я не умею.