Над небом голубым...

- Интересно, как ты собираешься банку облизывать? – удивился Павел. – Язык у тебя, конечно, длинный – но не до такой же степени.

- Не твое дело! И ты мне так и не ответил – чем мне заняться? На часах шесть вечера, и даже до девяти я успею сойти с ума от безделья. К тому же – ТАК рано я все равно не ложусь.

Государь пожал плечами.

- Напиши мне письмо.

- Как? Ты же забрал дурмашину!

- Балда! Обычное напиши. Ибо считается, что в общении бумажными письмами есть нечто особенное, отличное от любого иного способа. Вот давай мы это и проверим.

- Сдурел? Сидеть в одной комнате и обмениваться письмами?!!

- А кто во дворце писал мне послания – например, «принеси кофе» или «включи свет»? Хотя ты вполне могла высунуть мордочку из-за ширмы, и сказать все это человеческими словами.

- Ты все равно сидел, уткнувшись носом в Васин ноутбук.

- Я смету составлял, вообще-то. А не глупцов читал – которые даже в своих инстинктах не разбираются. У них - то либидо, то мортидо. А дурные птицы потом грустят и колбасу с вареньем жрут…

- А мне – понравилось! – упрямо буркнула Женька.

- Фрейд или варенье?

Она взяла в руки несчастную банку и задумчиво повертела ее в руках.

- Если ты собираешься швырнуть мне ее в голову, то не советую. Потом задолбаешься осколки собирать. Если уж тебе так настоятельно хочется меня стукнуть – то взлети с дивана, и проделай это ручками. Или напиши жалобу на имя директора – о том, что я – последний подлец.

- Ты - последний дурак! Потому, что сначала коварно заманил меня сюда, а теперь отпускать не хочешь. Вот взорвусь, как триста грамм тротила, тогда пожалеешь, что со мной связался.

- И это тоже можешь изложить – фыркнул Павел, и куда-то ускакал.

Вернулся он минут через сорок. С облезлым почтовым ящиком, на котором была нарисована какая-то дудка, перевязанная ленточкой. На его крыше - красовалась корона. И присутствовала надпись – ВRIEFE.

- Охренеть – хихикнула Женька, и полезла в стол искать ручку.

Пыхтя и зачеркивая, она что-то быстро написала на листе бумаги, сложила его «солдатским» треугольником, и засунула в уже прибитый к двери ящик. Потом порылась в шкафу, нашла книгу, и снова улеглась на диван, весьма демонстративно повернувшись к государю филейной частью. Когда Птица, наконец, уснула, он вытащил послание из ящика, разгладил лист, и прочитал при свете уличного фонаря:

Здравствуй, мой далекий иностранный друг! Меня зовут Женька, но ты можешь звать меня Птицей, если хочешь.