Ты — мой, бог!

— Он вдруг заговорил на английском?

— Ну, конечно, все и всюду говорят на вашем языке!

Я с удивлением повернулась на хрипловатый писклявый голосок — к француженке, которую почему-то поняла.

— Теперь и ты говоришь по-английски?

— Ещё чего! — возмутилась девушка. — Никогда его не учила и не собираюсь! Вы ведь не пытаетесь говорить на моём языке, нахальные американцы!

— Мы — не американцы, — возразила Вив.

— Я — американец! — гордо заявил азиат.

— Получается, мы все стали понимать друг друга — как до Вавилонского столпотворения, — пробормотала я.

— Всё дело в дыме, — к нашей дискуссии добавился ещё один голос.

И только тогда я обратила внимание на блондинистого парня, "прикованного" за француженкой.

— Наверное, палочки — что-то вроде наркотика, мне так вставило! — он глуповато хихикнул. — И теперь мы понимаем все языки... Кстати, я — Сандер. Из Амстердама.

— Кто разбирается в наркотиках лучше голландца! — презрительно сморщила носик француженка и повернулась ко мне.

— Я — Люсиль.

Я только открыла рот, собираясь представиться, как вдруг пол под нашими ногами начал «растворяться». Секунда — и внизу разверзлась туманная бездна. Державшие нас руки одновременно разомкнулись, выпуская из каменных «объятий», и, вопя на разные голоса, мы полетели вниз...

Но приземлились удачно — по крайней мере, так показалось, пока не осмотрелась. Вокруг по-прежнему клубился туман. Из него выступали гигантские статуи, державшие на поднятых руках подобия круглых подносов.

На каждом — по четыре-пять пленников. Вив, я и наши новые знакомые оказались на одном подносе, но толком не успели прийти в себя, как откуда-то грянул величавый голос — казалось, с нами общается туман. Говоривший весьма витиевато приветствовал нас «здесь, за гранью всех реальностей», сообщив, что собрали нас «со всех известных человеческих земель» для услады обитателей божественных пантеонов, готовых заплатить соответствующую сумму за будуших «питомцев». .. Торжественное обращение прервал пронзительнейший визг. Визжала темнокожая девица в трёх подносах от нашего. За визгом последовала истерика:

— Меня продадут в рабство? Меня? Это произвол! Это расовая дискриминация! Это геноцид!

— Вот дура, — флегматично протянул долговязый парень с соседнего подноса. — При чём здесь расовая дискриминация, если продают всех? А что такое геноцид, вообще знаешь? Лишь бы орать...

Пленники заволновались.