Школа бессмертных. Сердце стихии

Но я не видела себя со стороны, поэтому мне было трудно сказать, как я выглядела.

— Лейри, — вдруг позвал меня Имьян, пока гости шумно рассаживались на своих местах. Я вздрогнула в ужасе и испуганно взглянула на него. — Не волнуйся.

Он говорил одними губами, чтобы никто не обратил на это внимания, с одной стороны, я слышала вроде бы поддержку, заботу, может быть, даже проявление внимания к моим чувствам и переживаниям. Но нотки жесткого приказа, мол, «не позорь меня» я тоже расслышала.

— Прости, я… — хотела бы оправдаться, но Имьян издал какой-то звук, не совсем понятный, но в него вложил один лишь очень важный посыл: «тебе никто разговаривать не разрешал».

Я замолчала, уткнувшись взглядом в Жреца Севрины, Богини Весны и любви, той, кто благословлял все союзы Хастэна.

Богини, которая благословит теперь и меня…

Жрец был облачен в бело-красную тунику, подвязанную золотым поясом — цвета Богини Весны и любви. По правилам любой союз, заключаемый в Храме, считался священным. Но все дело в том, что главным условием были искренние чувства двух влюбленных. Но даже по двум очень скупым попыткам нашего диалога Жрец уже догадался, что наши отношения далеки от взаимных.

Я заглянула ему в глаза, умоляя что-нибудь предпринять. Жрецу было лет сорок пять на вид, он в жизни повидал многое и раскусил сразу же все, что на самом деле здесь происходило. Немного растерявшись поначалу, Жрец смотрел на меня внимательно, будто выискивая доказательства моего несогласия. Он старался. Но потом Имьян призывно кашлянул, как если бы рыкнул злой пес, и Жрец даже вздрогнул. Что он мог поделать? Он Жрец любви, а не войны. Чего не скажешь об Имьяне.

Я сделала глубокий вздох, и опустила взгляд на свое платье. Бледно-розовое, торжественное, пышное, красивое. Ну хоть что-то во всем этом мне по-настоящему нравится. Надо сосредотачиваться на хорошем… или хотя бы попытаться это сделать. В конце концов — что теперь я могу изменить?

— Дорогие возлюбленные, — заговорил Жрец, и его голос будто в знак протеста, скрипнул, сорвался и заскрежетал. Жрец удивился данному событию и прокашлялся. Имьян скривился и мне не понравилась злость в его глазах, с который он смотрел на нашего церемониймейстера. — В этот погожий осенний день четырнадцатой Луны, объявленный Древними Императорами как день почитания и благоговения перед неизбежным увяданием, я рад соединить вечным союзом эти два юных сердца смертных все еще людей.

Имьян чуть задрал нос и кажется совсем чуть-чуть расслабился.