Служанка

— А ты не меняешься, — Штефан соскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке. — Вели баню затопить, да девчонку какую-нибудь посмышленее пришли.

Он покосился на застывших у порога слуг и добавил:

— Только пусть умоется, надоело уже на немытые рожи смотреть.

Грязь под сапогами смачно чавкнула, заставив Штефана поморщиться. Не двор, а конюшня…

— Будет исполнено, Ваше сиятельство, — проблеял Лершик.

Но он уже не слышал. Отодвинул дворецкого с дороги и, не обращая внимания на кланяющихся слуг, прошел в дом.

Внутри было ничем не лучше, чем снаружи. Темные, закопченные стены, выщербленные плиты пола, тусклый свет сальных свечей. И запах… Неприятный запах заплесневевшего сыра, луковой похлебки и кислого хлеба.

— Где экономка? — не оглядываясь на семенящего за ним дворецкого, спросил Штефан.

— Ваше сиятельство, — тут же кинулась ему под ноги какая-то рыхлая старуха, похожая на разваливающуюся копну сена. — Добро пожаловать в Белвиль!

— Ты, что ли, домоправительница?

Он брезгливо скривился, разглядывая уродливую бабу в пышной многослойной юбке с вышитыми на ней национальными узорами.

От черно-красного орнамента зарябило в глазах, и Штефан поспешно отвел взгляд.

— Как зовут? — резко спросил он.

— Салта, милорд.

— Ужин готов?

— Да, милорд, — угодливо закивала старуха, и глазки ее превратились в узкие щелочки, скрылись, утонули в толстых обвислых щеках.

— Через час пусть принесут в мои покои, — приказал Штефан.

Он не стал дожидаться ответа. Скинул плащ на руки дворецкому, пошатнувшемуся под тяжестью мокрой ткани, и пошел к лестнице.

Слуги замерли за его спиной испуганными зверушками, не решаясь пошевелиться. Штефан скривился. Везде одно и то же: страх, неприязнь, подленькое, трусливое любопытство... Пожалуй, из всего этого перечня последнее он ненавидел больше всего.

Темный коридор привел его к высокой дубовой двери. Полотно было старым и почерневшим от времени, рядом с ручкой отчетливо виднелись следы когтей. Кто-то из предков память о себе оставил.

Он потянул медное кольцо и вошел в свою бывшую спальню. Хотя, почему бывшую? Теперь вот это все, включая уродливый портрет, написанный Йонасом — его настоящее.

Штефан обвел глазами тесные покои. Да, весело же ему тут будет…

— Лершик! — гаркнул он, зная, что дворецкий притаился за дверью.

— Ваше сиятельство?

Неприятный скрип повторился.

Старик не рискнул переступить порог, так и остался стоять в коридоре, буравя его своими цепкими глазками.