Знак бесконечности

Ты помнишь, этот день – семнадцатое июня? Мы были в Париже.

- Да, Люс, помню, - кивнул Питер. – Мы тогда с тобой уснули днем, а когда проснулись, показалось, что спали не меньше суток. И потом…

- Началась какая-то странная хрень. Какая-то постоянная тревога, ощущение, словно что-то забыли. Дежавю без конца. А еще снятся кошмары, но утром ничего не остается, кроме ужаса.

- Мне кажется, так у всех. Наверно, только ленивый еще на это не пожаловался. В порядке бреда - у меня такое чувство, что в тот момент, когда ювелир собирался уничтожить кольцо, нас забросило в какую-то иную реальность.

Может, наш мир и тот, другой, в этот момент слились. Или что-то подобное, не знаю. А потом все вернулось на свои места, мы все забыли. Но не до конца.

- Твоя тетка-бабка Аманда учила нас со Светой сворачивать тревогу в шар. И потом сказала, что она, тревога эта, у нас связана с детьми. С теми, которые будут или могли быть, - Люси вздохнула тяжело. – Пойдем спать, Питер. Как бы я хотела выкинуть все это из головы.

Всю эту чертову магию, призраков, кошмары. Не говори Тони, что Света собирается замуж. Хотя… скажи что хочешь. Или вообще ничего не говори. Мне кажется, хуже уже не будет.

***

Люси уснула быстро, а Питер час за часом ворочался с боку на бок. Сон не шел. Вот уже скоро месяц после возвращения из другого Рэтби он спал очень плохо. Каждую ночь часами вспоминал о том, что произошло, пытался сопоставить все, о чем знал, сделать выводы. А потом клевал носом на заседаниях палаты.

Люси он рассказал урезанную версию событий: попали куда надо, кольцо под дракона зарыли, Лору насчет Хлои предупредили, вернулись обратно.

Причем особо упирая на то, что Лора замужем и ждет второго ребенка – чтобы не слишком беспокоилась. Он сразу почувствовал, что Люси смекнула: к Лоре у него особый интерес.

С Тони они почти не разговаривали. Питер все-таки тайно надеялся услышать от него хоть что-то насчет Светы. Даже пусть так: пытался дозвониться, но она не захотела с ним разговаривать.

Или не взяла трубку. Но Тони не сказал ничего, и Питер понял – не стоило и пытаться. Точки над i были расставлены. Или – как говорили Люси и Света – «над ё», загадочной буквой, с которой начиналось одно из самых крепких русских ругательств.

Казалось бы, неужели их двадцатилетняя дружба ничего не значит и может быть перечеркнута даже не предательством, а просто глупейшей ошибкой Тони? Тем более ошибку эту он совершил по отношению не к нему, а к подруге его жены.