Голубка

Вот и сейчас Маша ни зрением, ни слухом, а скорей, подсознанием почувствовала появление рядом с собой ангела… Или кого-то доброго и могучего, способного защитить и помочь. Она любовалась оранжевой галактикой, которая так величественно раскручивала гигантскую спираль, расширяясь, заполняя огромное зеленое небо. С трудом оторвалась Маша от дивной картины, открыла глаза и метнула взгляд в сторону подъезда, где Марина щебетала с подружкой. И только убедившись в наличии сестры, робко оглянулась – и сразу опустила глаза: в полутора метрах от Маши на той же скамейке сидел самый красивый парень в мире!Она знала, что его зовут Виктор, его уважают и боятся мальчишки, а девочки видят во сне и мечтают хотя бы об одном свидании с ним.

И вот этот герой, как ни в чем не бывало, сидел рядом и внимательно смотрел на неё. Сердце девушки ёкнуло, секунд десять попрыгало в груди и внезапно успокоилось. Когда парни вот так подолгу смотрели на Машу, это всегда её смущало, она опускала глаза, спешила уйти, скрыться – но сейчас ничего такого не было. Словно Ангел-хранитель успокоил девочку. И еще что-то случилось!.. За тот миг, когда она мимолетно взглянула на него, Маша успела рассмотреть печаль на красивом лице. Горечь затаилась в изгибе губ, в глазах, в усталой позе тела, развернутого к ней. Вот почему она подняла лицо и доверчиво, открыто, с девичьим любопытством посмотрела на Виктора. Эти глаза редко поднимались на собеседника, почти никогда не смотрели в упор. Их можно увидеть только случайно или как-то в полупрофиль, но уж если кому-то посчастливилось уловить непрестанное сияние Машиных глаз – это становилось незабываемым событием. В этих озерах играли все оттенки жизни, на всю глубину, от поверхности до светлого дна. Глаза поднимались к небу – и наполнялись лазурью, если девочка смотрела на траву – будто изумруды сверкали из глубины, цветы – зажигали калейдоскоп всполохов, как во время радужного июньского дождя. Душевные переживания, как бы они ни были глубоки, только слегка поднимали или опускали уголки губ. И всё в ней было плавным, тонким и таинственным. Если не прислушиваться к словам, в мелодичном журчании голоса можно было уловить нотки колыбельной, тихий плач влюбленной девочки или материнское утешение обиженного ребенка.