Рыжий - цвет измены

- Иоказия, замолкни и стул господину! Хотя бы одна из вас его принесет?!

В этот самый момент второй из сплоченной мужской парочки, гораздо выше, массивнее и не по погоде укутанный в промасленную кожаную накидку-капитанку, застонал. А словно бы глухо выругался. Мы все замерли в ужасе, и слава святой Лукреции, Бенти это сделала с уже донесенным до выхода стулом.

- Ставь его! Садите его!

- О-ой! Ой! Ой!

В такие мгновения мне хочется провалиться. Единственное, что останавливает – в подвале водятся пауки.

Мужчина в капитанке (мне наверняка и это привиделось!), сделав самостоятельный, однако крайне неуклюжий шаг к стулу, смачно поскользнулся на лавандовом масле. Конечно же, его никто не убрал!

А дальше начались шальные и бурные танцы. Сплоченная парочка лихо выкручивала кренделя, напоминая ими смесь польки-бабочки и шаманских ритуальных приплясов. Секунд десять! А потом болезный как-то необъяснимо изловчился и рухнул-таки на наш истерично взвизгнувший стул.

Второй рухнул на вытяжку прямо у ног своего «капитана». Всё! «Добро пожаловать в лавку «Баловство», где вы найдете удовольствие телу!». Наш старый девиз…

- Я его переделаю.

- Господина на стуле? Вы ж не лекарь, хозяйка. И не некромантка.

- И-о-казия… Иоказия, бери тряпку и вытирай!

- И с кого из них начинать?

- С досок пола! А вы, господин…

- Что здесь, в этом доме, происходит? Какого праздника так встречают посетителей и… прочих? Жан-Андэй, немедля вставай! Хватит там валяться!

- Господин знак-адмирал? Ох, простите, господин приор, вам уже лучше? – малец засуетился и кое-как встал на ноги, ухватившись за низкую перегородку между холлом и деревянным балкончиком.

- Кошку в пятку, - потерев рукою широкую грудь, почти что бодро выдохнул тот. – Очень странно, но лучше… Однако же, вы… - и взглядом, вдруг, нашел застывшую по причине оцепенения меня. – всё ж выпишите мне…мне…

А дальше всё пропало… Сгинуло! Все мои годы, потраченные на прятки с собственной судьбой, устройство в новом месте, восстановление душевного покоя.

Мужчина, сидящий напротив, настороженно, не торопясь подался всем немалым корпусом вперед, приглядываясь тщательно к моим чертам. Он будто на мгновенье, на одно мгновенье понял. Но, трушу я зря. На мне – личина дамы в уважаемых годах. А передо мною до сей поры красивый как военный бог, и вечно обветренный соленым бризом тот, кто был когда-то всем.