Игольница

На голове шапка темная вязаная волосы цвета спелой пшеницы прикрывает, скулы строгие подчеркивает, а на широких плечах пальто с высоким воротом, будто крылья воронья. Черное, только пуговки мерцают звездами. Стоит молодец, вытянувшись, как солдат, и молчит. Туфли лощеные в снегу утопнут, а темные брюки украсятся до колен белесыми пятнами.

– Вы пришли ко мне, вам первому и говорить, – подстрекая, улыбку на лицо натяну. Но никак не пойдет. Оскалюсь, чувствуя, как губы зудят от напряжения. Предчувствие холодной иглой войдет в ребра и не позволит дышать.

– Зря приехал, – выдохнет горько и отмахнется гость. Глянет вдаль темным взором: болезненным и тягучим, как смола. Ногу с порога спустит и могучую спину повернет.

Чувствует, что беду принес?

– Вы Адела? – бросит через плечо, а сам уже уйти готов.

– Я. А что надо-то?

– Малолетка мне вряд ли поможет. Извините.

Снег захрустит под тяжелыми ботинками: «Иди, иди, не возвращайся».

– А сколько лет-то нужно для помощи? – брошу вслед, глупая. Кто за язык тяпнул?!

Молодец замрет на миг, зубами заскрипит, но не ответит. Только побежит по мне взглядом, будто ладонью теплой. Не касаясь. А у меня под коленками задрожит, словно я на телеге по каменистой дороге еду. Дух выбьет и дыхание тяжелым станет. Давно одна в четырех стенах. На людей реагировать стала странно. Иль особенный он?

– Зайдите, хоть отогрею вас. Держать силой не стану, – изо рта пар вырвется и в преграду между нами превратится. В незримую стену, как стекло, тонкую.

– Я в машине погреюсь, – огрызнется молодец, поглядывая на пса лохматого, что настороженно из будки высунется. Гром неожиданно, с цепи срываясь, бранью зальется.

– Как угодно, – дверь прикрою, а сама подожду, что окликнет. Замерзнет ведь, не доедет даже до края деревни, гордец. Но промолчит он, и только вьюга запоет издалека свою песню.

Уйдет гость, сойдет с крыльца и продерет обувью мокрую зимнюю вату.

Снег лапатый с неба начнет сыпать, будто не по своей воле, а кто заколдовал. Быстро скроет белый ковер все пути от глаз людских. Да ветер ледяной деревья до земли согнет. Выдует, сломает душу заблудшую и не подавится. Не успеет молодец выбраться из нашей глуши.

Вьюга нависнет над деревней пузом беременным. Черным, плотным. Вот-вот разродится.

Беда под горлом стоит – не отпускает. Прильну к окну. Палец засвербит в том месте, где укололась. Поцелую его, чтобы легче стало, а сама почувствую, как губы занемеют, и холод к самому сердцу проберется.