Три мести Киоре 2

— Оказывается, они весьма занимательны…

«Врёшь!» — фыркнула Киоре.

— Неужели?

— Можете почитать, я не самый хороший рассказчик, — и протянул книгу.

Киоре потянулась, коснулась жесткого переплета кончиками пальцев, когда карету подбросило, и томик упал. Потянулись за ним одновременно, и их пальцы соприкоснулись.

— Ой… — тихий выдох.

Глаза к глазам. Расширившийся не то от тени, не то от смущения зрачок. Запах розового мыла смешался с железно-пыльным. Едва уловимое дыхание на щеке.

— Вы в порядке? — первым отмер Доран и выпрямился в кресле, оставив книжку в руке Киоре.

— Да. Эта дорога просто полна ухабами!

— Я бы не назвал ее плохой, — улыбнулся герцог.

Она отвернулась и стала машинально листать книжицу, рассматривая иллюстрации-гравюры, скользя взглядом по заголовкам, отпечатанным витиеватым, старинным шрифтом. Над одной из страниц она замерла.

— Что вас так удивило?

— Количество собранных легенд, — соврала Киоре, переворачивая страницу с легендой о Спящих богах.

Вспомнился разговор с Афраньей. Неужели Доран должен побывать в замерзших деревнях? Скорее всего! Вряд ли случилось нечто еще более необыкновенное, из-за чего император отослал бы свое доверенное лицо на край империи.

Киоре перелистнула странички, прочитала историю любви солнца и луны, потом полюбовалась на писаную красавицу, сидевшую у зеркала со свечой — гадала на будущее княжна-колдунья. И в конце концов дорога утомила: былая усталость навалилась опять, и сон сморил ее.

Карета плавно покачивалась, поскрипывая, пока они ехали по ровному участку дороги. Серый свет облачного дня проникал через окошко, высвечивая пылинки на обивке, обвел лицо девушки.

Доран подхватил книгу, выпавшую из расслабившейся руки, аккуратно накрыл краешком пледа торчащие пальцы. Баронета спала,между бровями пролегла складка. И как только в его голову могла прийти мысль, что она похожа на его Лааре? Совсем ведь другое лицо. Да, округлое, да, бледное, но ведь совсем другое! Настолько другое, что напоминало тощую Киоре, неуловимо, какими-то слабыми черточками, какие могли быть у дальних родственников.

Доран отвернулся. Снаружи тянулся унылый в своем однообразии пейзаж, однако простор имперских территорий наводил ужас после тесноты и шума столицы с ее суетой, спешкой, беспокойностью.