Девять жизней

Не раздумывая, по наитию, бросился я наперерез вторым нападавшим, и в свете луны они отлично увидели мой чёрный мех.

Злодеи будто споткнулись. Это нелепо, но меня, безобидного чёрного котика, они испугались сильнее, чем пистолетов, и не смогли переступить невидимую черту, по которой я пробежал. Секундного замешательства было довольно, чтобы путник оценил обстановку, вновь выхватил шпагу и крикнул:

— Трое за мной! Остальные — глаз не спускать! — и кинулся на разбойников, не обращая внимания, что перед ним пробежал чёрный кот.

Его безразличие к моему придуманному колдовскому дару окончательно перепугало мерзавцев. Они бросились наутёк, в беспорядке, не разбирая дороги. Кто-то сумел удрать, кто-то спрятаться, но остальные погибли жалкой смертью трусливых существ. Убедившись, что дальнейшая погоня заведёт далеко и заставит его людей разделиться, путник скомандовал:

— Довольно. Назад.

Они быстро вернулись, по дороге перебросившись короткими фразами.

— Вы очень рисковали, сеньор.

— Оно того стоило.

Голос сеньора звучал чётко, мужчина, конечно, привык командовать и знал, чего должен добиться. Низкий мужской голос — в нём вызов, приказ. Голос, который способен заворожить и заставить слепо повиноваться. Не спутать с другим.

Я смотрел, как мужчины связывают попавшихся негодяев, готовят носилки для живых, но не способных идти, властно стучат в ворота и требуют помощи обывателей, чтобы перевезти убитых и раненых. Пленных конвоируют сами. Я забыл осторожность и вышел из тени. Ошибка стала для меня роковой.

Один из соседей сеньоры Фелисии разглядел меня, сумел сдержать крик, и пока я, глупенький котик, с губительным для моего племени любопытством наблюдал за итогом схватки, набросил мне на шею петлю.

Темнота.

3. В допросной святого суда

В пыточном каземате святой инквизиции члены суда проводили допрос. Палач, огромного роста и силы угрюмый мужчина лет сорока, сидел на скамье возле дыбы, прислонившись к стене. За столом расположились пожилой грузный священник в чёрной сутане с белым воротником, подобострастный писарь и средних лет офицер, одетый в мундир с перевязью для шпаги.

Одно кресло за столом оставалось свободно.

Арестованный выглядел зрелым, но далеко не старым ещё человеком, сидел перед следствием на простом табурете. Несмотря на усталость, держался самоуверенно, порой поглядывал на пустое кресло, находя в нём источник для поддержания сил. Щегольские усы и бородка свидетельствовали — к арестанту пускают цирюльника.