Я тебя не...

Дом скоро продадут за долги. Отец крепко запил после смерти матери, и совсем не соображал, что делает. В прошлом году его зарезали в пьяной драке и дед чудом уберег меня от продажи в рабство, во многом помогли родители Сатора, все же, отец – сельский староста, может многое, но теперь этой поддержки у меня нет. Их семья и без того была не в восторге от выбора сына, а уж теперь и подавно. Он учится в Гринжейском филиале ВАМ (высшей академии магии), у него богатая избранница и неказистая обуза жена.

Ничьей поддержки у меня больше нет.

И мужа - тоже больше нет. Его родители найдут, как развести нас.

Ничего нет, кроме тепла под ладошкой в области пупка.

- И я не знаю, что мне делать, дедуль, - вытерла слезы о шершавый ствол и прижалась к нему сильней. – У меня ничего и никого. Как я могу выносить и родить ребенка? Кому мы нужны? Куда мы пойдем? Как я воспитаю его? На что выращу? Но и убить я его не могу, кто я буду после такого? Ты бы мне этого не простил, я сама себе такого не прощу!

Чем больше говорила, тем больше меня охватывал ужас.

Любой из вариантов – отвратителен. Безысходность отравляла душу, и казалось, что слезы стали такими же ледяными, как ее удушающие объятия. Я медленно сползла на землю и закрыла лицо ладонями.

- Дедулечка, мне нужен твой совет. Что мне делать? Я не смогу так жить. Я не справлюсь. У меня не получится!

Сегодня соседские дети закидали меня гнилыми помидорами, а баба Тася, узнав, что Сатор меня бросил, обругала страшными словами, добавив, что поделом мне. Залезла на мужика и окольцевала силой.

«Небось еще и обрюхатилась, чтоб привязать к себе покрепче!», - съязвила она.

Счастье, что пока о моей беременности никто не знает. Но надолго ли?

Вдобавок вечером пришли кредиторы отца и дали сутки. Если не выплачу долг – они заберут дом и выгонят меня на улицу. Моя честь опорочена. Жена, брошенная мужем, хуже утопленницы. Мне не будет жизни в нашей деревне, а в другом месте я и подавно никому не нужна.

- А кому ты должна быть нужна? – раздался голос.

Я подняла испуганные глаза, но никого не увидела.

Только простенький деревянный крест на дедушкиной могиле и ни единой души. Так боялась на него смотреть, а теперь вцепилась взглядом, как в островок безопасности. Грубо сделанный соседским мальчишкой, чуть скошенный, он смотрел на меня отрезвляющей реальностью.

- У тебя есть ты и твой ребенок. Тебе никто больше не нужен, - снова раздался голос.

Не было в нем тепла и сочувствия, но не было и осуждения. Только строгость.