Мелодия из семи нот

Вывод напрашивался сам собой. Нет смысла сражаться дальше. И никогда не было.

Изабо прекрасно знала, чем должны сопровождаться такие «симптомы», но никаких внешних проявлений того, что Скверна в ее крови берет свое, не было. Она раз за разом осматривала тело в поисках язв и пятен, но не находила. Были только сны и музыка. Все, что ей осталось.

«А ведь начиналось все так просто, так легко, да, девочка?» — сухой, шелестящий голос звучал в голове куда громче и отчетливее, чем обычно. Она уже не пыталась прогнать его. Она смирилась.

«Не бойся, девочка, — продолжал шуршать он, — все будет хорошо».

Нота первая. До

— Не бойся, девочка, все будет хорошо. Здесь ты в безопасности.

Изабо не помнила лица женщины, которая встретила ее на пороге башни Круга и проводила сквозь мрачные коридоры к общим комнатам. Помнила только теплый и мягкий голос, который успокаивал испуганного ребенка, только что забранного из дома, увезенного далеко-далеко, в чужое место. Тот страх Изабо забыть не могла, как бы ни пыталась. Даже спустя много лет, когда Круг стал для нее родным домом, не могла не вспоминать, как дрожали ее коленки, как хотелось спрятаться в какой-нибудь темный угол, забиться и никогда не вылезать на свет. Хотелось к маме. Ее лицо давно стерлось из памяти, но желание взять ее за руку, прижаться к теплой, пахнувшей пряностями груди, всегда оставалось с ней.

Сколько Изабо себя помнила, она всегда была в Круге. Словно и не было ничего до того момента, как у нее проявились магические способности, и ее забрали в башню.

«Наверное, оно и к лучшему», — думала она, слушая истории о том, как многих ее знакомых родители избивали, узнав о проклятии, как боялись прикасаться к детским вещам, как даже кормили из отдельной посуды, словно чумного. Изабо с каким-то облегчением вздыхала, когда понимала, что если в ее жизни и было что-то подобное, то ее память навсегда стерла это, вычеркнула из жизни. Там остались лишь отдельные обрывки, мелкие фрагменты, которые никак не желали складываться в единую картину прошлого.

А в детстве она завидовала тем, кто рассказывал о доме, родителях, братьях и сестрах. И пускай эти рассказы часто были не очень веселыми и заканчивались слезами в жесткую плоскую подушку, набитую какими-то перьями, которые постоянно вылезали и кололи лицо, но они были. А у Изабо ничего такого не было. Она всегда молча слушала рассказы других детей, предпочитая сама не делиться воспоминаниями. Тем, что она считала своими воспоминаниями.