Стёклышко

И буквально на следующий день она отправилась на традиционные посиделки со своими подружками, надев ту самую подвеску и подходящие к ней серебряные серёжки. Всё вместе выглядело великолепно, да и Степановна светилась от счастья.

Уже ближе к полуночи Степановна вернулась домой. Петрович как обычно встретил её на пороге и обнял. И тут же чуть ли не отскочил в сторону.

— В чём дело? Что не так? — воскликнул он, — не молчи, скажи хоть что-нибудь!

Степановна явно была не в духе, и в очень плохом настроении, что случалось с ней крайне редко.

Он помог Степановне раздеться, отвёл на кухню и быстро заварил ромашковый чай.

— Может таблеточку? — спросил Петрович.

— Дай мне спокойно посидеть минутку, сейчас это пройдёт. А чай — это очень хорошо! — чуть ли не всхлипнула Степановна.

Они посидели молчком ещё минут пятнадцать, попивая чаёк и похрустывая сухими галетами.

6

Наконец Степановна успокоилась, и потихоньку пришла в себя. Её рассказ был коротким и невнятным. Всё сводилось к тому, что подвеска какая-то неправильная.

— И что же с ней не так? — не преминул спросить Петрович.

— Ты же знаешь нашу девичью компанию, мы всегда жили дружно, избегая острых углов, и жёстких оценок. Эти посиделки были для нас отдушиной. Мы там отвлекались от домашних проблем, старались нести друг другу только позитив и хорошее настроение. Но когда я пустила по кругу эту твою подвеску, что-то в нас всех сломалось. Впечатление у всех было разное — кого-то стёклышко холодило, а кого-то обжигало.

Все единодушно отметили уникальность этой вещицы, и… какие-то необычные её свойства.

— Вот и прекрасно! Так что же было не так?

— Не перебивай меня, — сказала Степановна, — дослушай до конца. Когда подвеска пошла по второму кругу, тут такое началось! Уж не помню, кто первый начал, но подвеска оказалась на середине стола, и все уставились на неё. Она легонько поблескивала, а потом как бы погасла и потемнела. И все заговорили разом, перекрикивая друг друга. Вспомнили все свои затаённые обиды, переходили на личности, поливали друг друга грязью.

Ужас как это было всё противно! А зло лилось и лилось, и мне показалось, что оно убегает в это треклятое стёклышко, которое как бы наполняется им.

— И что же было дальше? — спросил Петрович, — ведь ничего страшного не произошло! Ну, поругались немного, облегчили так сказать душу, очистились от скверны.

— Если бы так! Ещё бы немного, и мы бы стали таскать друг друга за волосы и раздавать тумаки.