Госпожа леса

Не любил, когда поминали ведьм, что жили на Гиблой поляне — в его, между прочем, лесу! Чувствовали себя эти стервы едва ли не хозяйками положения. Кэрдану давно бы договориться со злодейками, или откупиться, или ворваться в их обиталище с вооруженным отрядом и разделаться с ними, но он все медлил и не решался, откладывал на потом. Да видно, это «потом» наступило и так пригрело, что пора было на что-то решаться.

— Ведьмы, значит? — обратил свой взор на старосту Кэрдан.

— А Леший его знает, — пожал плечами Реген и покосился на жену.

Та, как будто спохватилась, всплеснула руками, поспешно стащила рукавицы и кинула их к мужу на лавку, сняла шаль и ринулась к столу, обходя его боком.

— Ваша милость, так, наверное, с дороги устали, — проворковала ласково и с хитрецой, ее серые глаза блеснули в свете растопленной печи, и она потянулась к расписанному охрой кувшину, в котором плескалась знаменитая вишневая наливка.

Муж подал ей глиняный стакан, и она, с благодарностью приняв сосуд, наполнила его с улыбкой.

— Вот, наливочки моей попробуйте, согрейтесь, — женщина она была в возрасте, а щебетала будто влюбленная девица.

— За гостеприимство твое, Ганна, спасибо, — он поднес стакан с наливкой к губам и опрокинул, осушив до самого дна.

Бордовая, как кровь драконов, жидкость, просочилась меж нижней губой и стаканом, и пара капель попали Кэрдану на теплый плащ. Он отер рукой в перчатке черные усы и блаженно выдохнул. Наливка была что надо! Сейчас бы еще и теплую девицу под бок, да не какую-нибудь, а непременно Элинэю.

С ее бледной матовой кожей и шелковистыми золотисто-рыжими волосами, которые напоминали драгоценное полотно. Зарыться бы лицом в эти ее волосы, вдохнуть горьковато-сладкий аромат целебных трав и сорвать поцелуй с девичьих губ.

— А я говорю, что это происки ведьм! — не унималась Ганна. Женщина она была упрямая — это правда: — Наслали на нас беду, а теперь потешаются.

От звука ее грубого голоса Кэрдана передернуло, и он в который раз за этот день поморщился.

То ли дело голос Элинэи. Когда говорила ведунья, казалось, поет весенний ветер — ласковый и тихий.

— Ну с чего им насылать заразу, объясни, глупая женщина? — староста, видать, за последние дни пререканий с женой все же сорвался и ударил по столу раскрытой ладонью.

Вот умела Ганна довести до ручки.

— А мне почем знать? Может захотелось им так. Они же любят гадить добрым людям.

Их спор прервало сухое покашливание лекаря, до этого державшегося в стороне.