Мёд, яд и каравай!

Бедняга явно не собирался ни на кого нападать. Он жался к земле, надеясь остаться незамеченным этим внезапно нагрянувшим в сад людским скопищем.

Тем временем Баюн приготовился дать решительный отпор супостату. Глаза кота вспыхнули, шерсть вздыбилась. Он выгнул спину и выпустил острые, как точеные кинжалы, когти.

— Не надо! — воскликнула я, протестующе взмахнув руками. — Это медянка! Родич ужа! Он неядовитый!

Мой защитник то ли не услышал, то ли не захотел услышать. Издав воинственный клич, Баюн ринулся в атаку с явным намерением порвать врага на мелкие клочки.

Или проглотить, не оставив от полоза и следа.

Не на шутку разозлившись, я решила во что бы то ни стало помешать бессмысленному кошачьему геройству. И со всей силы швырнула в Баюна книгой.

Удар вышел сильнее и болезненнее, чем мне хотелось. Кот жалобно мявкнул и рухнул под яблоню. Пока он приходил в себя, полоз успел скрыться из виду. Наверно, юркнул вниз, к обрамлённому камнями пруду.

Я встала и с виноватым видом подошла к Баюну:

— Дружочек.

.. Свет наш, Баюша. Ты только не серчай. Я ведь не со зла...

— Не со зла?! — он свирепо прошипел в ответ, и во всём его облике появилось нечто страшное, звериное, чего прежде я никогда не видела.

— Ты прости меня, друг сердешный!

— Нет более между нами дружбы, — оскалился Баюн. — Раз обиду мне нанесла, жди к порогу тридцать три беды.

Кот махнул хвостом и пропал, словно его и не было.

— Ох, несчастье-то какое! — тяжко вздохнула одна из нянюшек.

— Горе горькое! — подхватила другая.

— Ой, худо нам всем будет! — запричитала третья.

— Всякое лихо не лежит тихо! — согласилась чётвертая.

Пятая нянька мельком глянула на меня и разревелась.

Вот ведь досада. Жила — не тужила, печали не ведала. Угораздило же с Баюном рассориться. И как теперь его в терем вернуть?

Я подняла книгу, надеясь, что смогу найти в ней так нужные сейчас ответы.

Глава 1. Незваный гость — как в горле кость

Весть об исчезновении Баюна быстро облетела терем. Но сделанного не воротишь, а подготовку к смотринам князь отменять не стал.

Мне было велено «из горницы шагу не ступати», с чужими не говорить, ни за какую работу не браться. От этого стало ещё тоскливей.

Нянюшки хлопотали над моим праздничным нарядом, а я в прямом смысле слова уселась сложа руки. Иголку, веретено и даже гребень трогать настрого запрещалось. Вдруг уколюсь да засну волшебным сном. Книгу от меня спрятали, «дабы ещё чего худого не приключилось».