Утерянная

Взяв в руки маленькое зеркальце, стала рассматривать себя.

Ничего особенного. Светлые, пшеничного цвета волосы, которые невозможно заставить лежать смирно в косе. Пара локонов, которые всегда стремятся покинуть прическу и развеваться на ветру.

Несколько веснушек на курносом носу. Весной и летом их становится больше, а зимой они словно отправляются в спячку, оставляя лишь намек о себе. Мне всегда было удивительно, что, несмотря на такой цвет волос, мои ресницы и брови были темного цвета.

Словно их кто-то вымазал в саже. Самым же необычным в моей внешности всегда были глаза. Глубокого синего цвета. Как тот самый бархат на платье Любавы.

Разглядев себя и не увидев ничего нового, я отложила зеркало на стол и стала смотреть на свою фигуру. Тонкие, худенькие руки и кисти, мозолистые руки, которыми я много работаю. Узкие плечи и, как говорит Тимоша, осиная талия.

Несмотря на то, что мне уже исполнилось восемнадцать, я все еще походила на нескладного подростка. Таким был Тимофей до того, как вырос и возмужал.

Старенькое шерстяное платье болталось на мне, хотя я его и ушивала. Приподняв подол, я увидела худенькие ноги, одетые в грубые шерстяные чулки. Ничего нового, ничего необычного. Все так, как и было раньше. Одна единственная мысль билась на краю сознания и не могла сформироваться в слова.

Голода я не знала. Мне всегда хватало продуктов. Ни разу не пыталась держать себя в форме и ограничивать количество еды, как, например, дочь Тихона, которая, приезжая с города, всегда просила менее жирное и менее сладкое. Девушка была пышных форм и пыталась с ними совладать.

Единственное, что отличало меня от остального населения нашей деревни, - это имя – Малина.

Почему моя умирающая мать назвала меня именно так, мне не ведомо. То ли она так сильно любила эту ягоду, то ли в ее понимании имя звучало красиво. Я не расстраивалась. Раз такова была ее воля я носила это имя с гордостью. Оно лишь и осталось напоминанием о ней. Так и не найдя в своей внешности ничего нового, я отправилась доить козу - все же время было уже обеденное.