Хрустальная роза

Отец твой еще жив, его души не было здесь.

Отец... Отец... Он вспомнил его! Вспомнил взгляд, вспомнил слова, вспомнил, как тот учил его... А еще вспомнил Ловэля... Линэль... Лидэля...

Он хочет к ним! Он жил ради них все это время! Он сбежал ради них, чтобы хоть раз еще увидеть их лица, услышать их смех, их голоса, чтобы сказать, что он любит их, что готов... готов жить ради них.

— Если я вернусь?

Она тихо вздохнула, а сияние на мгновение погасло.

Тень

дернулась.

Тень

жаждала его пожрать, причинить боль.

Тень

ждала его решения.

Женщина вновь окутала его своим теплом, заключив в объятия.

— Ты можешь вернуться, но за тобой уйдет и боль, и страдания, и воспоминания. Все то, что ты так желаешь оставить позади... Если ты вернешься, ты будешь до конца своей бессмертной жизни нести это бремя.

Он чувствовал, как за пеленой тепла его терзает все та же невыносимая боль, что ломала кости и сдирала кожу. Он закрыл глаза, хотя здесь это не могло помочь, и повторил про себя: отец, Ловэль, Линэль, Лидэль.

Или боль и

Тень.

— Либо все, либо ничего, маленький. Решай, но помни, жизнь твоя земная будет полна страданий.

Отец... Ловэль... Линэль... Лидэль...

Тень

приближалась...

Боль сжимала его в кольце...

На мгновение в сознании вспыхнули лица родных...

По щеке скатилась слеза...

Мама отступила назад, утягивая за собой...

Боль уничтожила его...

***

Это произошло в одно мгновение. Вот он летел через бездну, а вот уже лежит.

Не чувствует ничего, кроме боли. Веки тяжелые, и ему нужно усилие, чтобы поднять их. Первое, что он видит — это потолок спальни. Его. Как давно это было...

— С возвращением, ваше высочество, — мягко произносит сидящий в кресле целитель Ниранэ.

Лоренс закрывает глаза. Он помнит слишком многое.

Глава 3. Путь обратно

Тяжелые шаги были слышны задолго до того, как появился их обладатель. Он не открывает глаза, но чувствует запах крови, пота и шерсти.

Варги — крупные сильные волки — щелкают своими острыми зубами, пугая рабов. Орки смеются. Их смех — это смесь хрюка и гогота. Им весело.

Он не открывает глаза, но знает, что его не оставят в покое. Шаги все ближе, и сердце заходится. Не в страхе — в злости.

— 

Я знаю, что ты здесь, — говорит орк на ломанном человеческом.

Он открывает глаза и упрямо смотрит в скалящуюся морду.