Мой сводный вампир

Спустя тринадцать лет эта женщина вновь появилась на пороге моего дома. А если быть точнее, то на похоронах моего отца.

— Мне очень жаль, Тини, — голос женщины отдавал флером печали, будто бы она была до глубины души расстроена. Я вновь взглянула на женщину, удивившись тому, что за тринадцать лет она не постарела ни на дюйм.

На Розалине было строгое черное платье с длинными рукавами, яркие короткие рыжие волосы, завитые у кончиков. Острые черты лица, бледные розово-персиковые губы и огромные темные очки. На голове все так же, как и тринадцать лет назад, была красивая эффектная черная шляпа.

Женщина взяла черный шелковый платок и промокнула под очками, будто бы из ее глаз лились слезы. Розалина была стройной и подтянутой женщиной. Но я не помню, чтобы за тринадцать лет отец упоминал о ней. Быть может, я плохо его слушала…

— Спасибо, — ответила ради приличия я, сомкнув губы в тонкую ниточку.

На похоронах, кроме меня, пастыря и Розалины, никого больше не было. Сингуматор гудел, опуская черный деревянный гроб в рыхлую землю, разрывая гладь дождя.

А мы с Розалиной стояли под одним большим черным зонтом.

Мне только исполнилось девятнадцать. Отец пообещал, что подарит мне машину, но я знала, что это не так. Болезнь легких слишком быстро внесла свои коррективы в нашу жизнь.

— Сойер был хорошим отцом, — ее холодная рука легла на мое плечо. Я вздрогнула.

— Хорошим… — ответила я, шмыгая носом.

Розалина сняла солнцезащитные очки. Солнца не было, и мне было неясно, почему она их надевает? Но чуть позже до меня дошло: стиль превыше удобства.

Мне было неуютно стоять рядом с Розалиной, но она смогла оплатить похороны. Точнее, когда отец умер в больнице, Розалина была первой, кто приехал туда. И единственной, кто помог оплатить все расходы.

— Спасибо, — тихо поблагодарив, мне хотелось обнять ее. Однако спустя какую-то секунду женщина словно услышала мои мысли и крепко обняла меня за плечи.

— Я не могла оставить тебя одну, — твердо заверила женщина. — Я дала обещание твоему отцу, что позабочусь о тебе.

Понимала ли я, что это значит? Нет. Я не работала, училась на первом курсе в университете, только начала радоваться взрослой жизни... А теперь не понимала, что делать дальше. В одно мгновение весь железный занавес, изрисованный детской забавой, рухнул перед глазами, оголяя серые краски этого мира. Это было сложно осознать, но еще тяжелее принять.

Когда гроб опустился на самое дно, пастор спросил:

— Что-то хотели бы добавить?

Я мотнула головой.