Рок неизбежности

Говорят, у него супруга была на сносях, когда её убили. Да и что это за фамилия такая – Стальман? Да он старше вдвое! На кой экий старый ей сдался?! 

– А богаче в десятки раз! – взвилась Ма. – И это не добром или золотом, а разумом и душой открытой, да помыслами честными. Эх ты! Орлица ты наша! Паришь высоко, видишь далеко, а под носом красу рассмотреть не в состоянии. Ратник-то тоже не так прост, герой! Это он пленил скифского тысячника в честном бою, это он спас наш караван, уведя за собою в бескрайние поля разбойничью шайку лиходеев пхазарских! А Лаз – так это вообще отдельный разговор! Разве ты не видишь…

Не в силах более это слушать, да сообразив, что разговор подошёл к опасным темам, Мара вскочила, опрокинув деревянное ведро, и не обращая внимания на разлитое молоко, рванула мимо матери, скрывшись в кустах малины.

Кустарник рос во дворе дома, у овина. Там, в плотных зарослях, в самой дальней глубине, Мара находила уединение и покой.

– Всё одно от жизни не убежишь, дочка, – слышался материнский голос.

– Однажды она догонит, и ты увидишь всё, но будет уже поздно. Упаси боги от этого! Слушай нас с батюшкой и внимай! Негоже… – не дослушав фразу, Мара закрыла уши руками.

«Довольно». 

Вечер.

Ноги затекли, но Мара твёрдо решила сегодня батюшке на глаза не попадаться.

«Значит, буду спать на голой земле».

Собрав вокруг палую листву да смастерив чудный ковёр, Мара легла. Сквозь всё ещё густую осеннюю кущу звёзды, живущие в бездонной выси, сверкали радужными огнями. Одни голубыми, другие алыми, прочие вовсе переливались всеми цветами – кроме одной.

Мара вгляделась в эту сиротливо плывущую по небосводу странницу.

«Разве такое бывает?»

Оказалось, бывает. Звезда проплыла туда, потом обратно, затем вовсе принялась кружиться по кругу и увеличиваться. Заворожённая танцем небесной жительницы, Мара крепко уснула.

*

Разбудил тревожный рог.

Ладно, хоть не набат.

Но и рог не предвещал ничего хорошего. Когда он трубит, значит, рядом хищники.

Мара вскочила, протирая заспанные глаза и отряхивая со щеки прилипшие палые листья.

Рассвет ещё не занялся, туманная дымка скрывала слободу от зорких глаз ратников Сича, а рог вновь гулко затянул душераздирающую песню.

«Львы», – мысль, словно молния, блеснула в уме. Только о них может трубить рог: волки так близко не подходят, а вот эти северные кошки, бывает, забредают. 

На шее вновь тяжестью и теплом напомнил о себе оберег.

«Опять»…

Мара прислушалась, сжав сварожью звезду в руке.